Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана

— Ты что? — подсказывает он мягко.

— А я не знаю, готова ли рискнуть ещё раз, — признаюсь я честно. — Боюсь, что через месяц мы опять будем стоять здесь и ругаться.

— Не будем.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что в этот раз я буду бороться не с тобой, а за нас.

Эти слова попадают точно в цель. В самое сердце. Потому что это именно то, чего мне не хватало все эти годы — чтобы он боролся не против меня, а за нас.

— Руслан...

— Да?

— Если я соглашусь, то это не значит, что я тебя простила. Это значит только, что я готова попробовать.

— Понимаю.

— И это не значит, что мы сразу станем счастливой семьёй из рекламы.

— Понимаю.

— У нас будут срывы, скандалы, моменты, когда захочется всё бросить.

— Но мы их переживём, — говорит он с такой уверенностью, что я почти верю.

Я молчу долго, взвешивая все "за" и "против". В голове крутится только одна мысль: а что, если на этот раз всё действительно получится? Что, если Руслан и правда может измениться? Что, если мы сможем стать теми людьми, которыми должны были бы стать с самого начала?

Но тут же другая мысль: а что, если не получится? Что, если это очередная иллюзия, которая разобьётся о реальность? Смогу ли я пережить ещё одно разочарование? И куда делась моя недавняя решительность?

Я смотрю на Руслана, который стоит передо мной с таким выражением лица, как будто от моего ответа зависит вся его жизнь. И понимаю, что выбор уже сделан. Где-то глубоко внутри, ещё до этого разговора.

Потому что люблю. Всё ещё люблю этого упрямого, сложного, иногда невыносимого мужчину. И потому что хочу верить в то, что люди могут меняться.

Вопрос только в том, готова ли я сама рискнуть ещё раз.

Глава 29: Я не умею прощать

За окном кухни уже глубокий вечер. Горят только фонари, отбрасывая тусклые блики на подоконник, а наши тени растягиваются по стенам — длинные, усталые, как и наши недоразборки и споры, эта чертовщина, которую мы называем войной друг с другом.

Мы сидим за этим проклятым кухонным столом уже который час подряд. Руслан напротив меня, его лицо осунувшееся, глаза красные — не спал, также как и я.

Его последнее предложение о втором шансе висит между нами, как граната с выдернутой чекой. Я боюсь до неё дотронуться, но и оставить так нельзя. Время тянется, как резиновое, а мир между нами настолько зыбок, что кажется — ещё слово, и он взорвётся. Но в его глазах — не уверенность, а мольба, и это пугает меня больше всего.

— Злата, — его голос хрипловатый от усталости. — Ты даже не отвечаешь. Хотя бы скажи "нет", если решила.

Я смотрю на свои руки, сжимающие чашку с остывшим кофе. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Господи, как же я устала от этих мыслей в голове, которые крутятся, как белка в колесе.

— Я не умею прощать, — наконец произношу я, и голос мой звучит странно — ни сердито, ни грустно, просто констатирую факт. — Особенно такие вещи. Ты публично унизил меня, пытался отнять студию, довёл до истерики, заставил ненавидеть. Как это простить?

Руслан кивает, будто ожидал именно этого.

— Не знаю, — честно отвечает он. — Может быть, не нужно прощать. Может быть, нужно просто попробовать забыть и начать заново.

— Забыть нельзя. — Я качаю головой. — Это часть нашей истории. Самая болезненная, но часть.

— Тогда что ты предлагаешь?

Я резко встаю, стул скрипит по полу. Не могу больше сидеть, мне нужно двигаться, думать на ходу. Подхожу к окну, упираюсь ладонями в подоконник. На улице проезжает скорая помощь, сверкая мигалкой и завывая сиреной — жизнь идёт своим чередом, а у нас тут развалины семьи разобраны по косточкам.

— Я не знаю, что предлагаю, — говорю я в окно, не оборачиваясь. — Мой мозг уже перегорел.

Слышу, как Руслан встаёт, подходит ко мне. Останавливается рядом, но не касается. Мудрый — знает, что я взорвусь от любого прикосновения сейчас.

— А если я опять испугаюсь близости? — продолжаю я, не глядя на него. — Если опять решу, что лучше разойтись? Я не переживу второй раз такое предательство.

— Тогда виноват буду только я. И никаких претензий к тебе.

Я поворачиваюсь к нему лицом. Он стоит так близко, что видны маленькие морщинки у глаз, которые появились за эти месяцы нашей войны.

— Этого мало. — Мой голос становится жестче. — Мне нужны гарантии.

— Какие гарантии может дать человек, который уже один раз сломал все обещания?

И вот она — правда без прикрас. Никаких гарантий нет и быть не может. Есть только риск — огромный, болезненный, но дающий шанс на счастье. Или на новое разочарование, которое добьёт окончательно.

— Я боюсь, — произношу я тихо, почти шёпотом. — Боюсь поверить тебе и снова получить удар в спину.

— Злата, я понимаю...

— Ничего ты не понимаешь! — взрываюсь я, отступая от него. — Ты не понимаешь, каково это — жить двенадцать лет с человеком и вдруг узнать, что четыре года из них он тебя не любил! Притворялся каждый день, каждую ночь, каждое утро!

Руслан вздрагивает, будто я ударила его.

— Я не притворялся каждый день...

— Да заткнись ты уже со своими оправданиями! — кричу я. — Ты думаешь, от того, что это было не каждый день, мне легче? Ты думаешь, если ты меня любил через день, то я должна тебе благодарности петь?

Иду к плите, включаю чайник. Руки трясутся, чёрт побери. Надо что-то делать, иначе я начну крушить посуду. А у нас уже и так осколков хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Злата, остановись.

— Не говори мне, что делать! — поворачиваюсь я к нему. — Я месяцами останавливалась! Молчала, когда ты меня унижал! Терпела, когда ты пытался отнять у меня единственное, что у меня есть — мою студию! А теперь ты приходишь и говоришь "давай начнем заново", как будто можно взять и стереть всё к чертовой матери!

Чайник свистит, но я не обращаю внимания. Руслан подходит, выключает газ.

— Я не прошу стереть. Я прошу попробовать жить с этим, но по-другому.

— А если у тебя опять случится кризис среднего возраста? — сарказм режет мне горло изнутри. — Если опять захочется доказать себе, что ты ещё "тот самый", и начнёшь валить всё на обстоятельства? Или ты уже придумал новую отговорку — "я не такой, каким ты меня сделала"? Может, сразу напишешь инструкцию, как правильно любить Руслана Громова, чтобы не разочаровываться?

— Злата, я же объяснил тебе про Виолетту...

— Объяснил! — смеюсь я зло. — Ну да, ты просто консультировался с архитектором о доме! А то, что она молодая и красивая — чистое совпадение!

— Между нами ничего не было, что действительно имело бы значение!

— А если бы я тебе не устроила скандал? Если бы смолчала и сделала вид, что не знаю? Что тогда было бы?

Руслан молчит, и этого молчания достаточно. Я читаю ответ в его глазах.

— Вот именно, — киваю я. — Ты бы позволил себе пойти дальше. Потому что у тебя никогда не было границ, когда дело касается других людей.

— Это не так...

— Это именно так! — перебиваю его я. — Ты привык брать, что хочешь, и не думать о последствиях. Захотел развестись — заявил об этом перед гостями. Захотел отнять студию — купил её. Захотел вернуться — пришёл с красивыми словами о втором шансе.

Я отхожу от него к столу, опираюсь руками о столешницу. Голова кружится от этих споров, эмоций, от того, что уже долго не спала.

— А я что во всей этой истории? — продолжаю я тише, но не менее жёстко. — Я просто декорация в твоей жизни? То, что можно отодвинуть, когда мешает, и придвинуть обратно, когда понадобится?

— Ты не декорация. Ты моя жена.

— Была женой. — Поправляю я. — Теперь я уже и не знаю, кто я тебе.

Руслан обходит стол, встает напротив. Его лицо измученное, но в глазах что-то новое — не отчаяние, не злость. Решимость, что ли.

— Ты женщина, которую я люблю. Несмотря на всю ту дичь, которую я натворил.