The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая
Он остановил ее, приподняв за подбородок ее лицо, и отбросив в сторону телефон, проговорил:
- Прибереги энергию на завтра.
- Меня и на завтра хватит. Я соскучилась.
- А я устал.
- А мы и уставших взбодрим, и мертвых поднимем, - все ещё продолжала улыбаться Алина и теперь пальчиками водила по внутренней стороне его бедра, подбираясь к паху.
- Алин, уймись и ложись спать, - бесстрастно велел Богдан. – Я не хочу.
Наверное, только после этого до нее наконец дошло. Некоторое время она смотрела на него, оценивая сказанное. В конце концов, от секса он отказывался первый раз, хоть они и редко виделись теперь. А кроме этого, у нее больше ничего не было.
Она резко отстранилась и спросила чуть охрипшим голосом:
- Зачем ты меня взял с собой?
- Ты с начала зимы так настойчиво рассказывала, как сильно любишь лыжи, что тебя невозможно было не услышать.
- А что я могу любить ещё и тебя – не думал?
- Ты меня любишь? – с некоторым удивлением проговорил Моджеевский.
Она снова замолчала, не решаясь ничего произносить. Практически что угодно означало конец. А потом мысленно плюнула и признала:
- Могла бы. Действительно могла бы.
- Наслаждайся уик-эндом, Алин, - мягко сказал Богдан. – Спокойной ночи.
В ответ на эту мягкость Алина чуть подалась вперед, а потом отстранилась окончательно. Встала с кровати, взяла свой бокал. Большими глотками осушила его. И ушла с ним в ванную – полоскать. Когда вернулась, в комнате уже было темно, и Богдан не видел ее лица – уставшего и несчастного, но тем было лучше. Когда она забралась под одеяло, то прижаться к его боку так и не решилась, хотя ей очень хотелось. И спросила в ночную темноту:
- Ты в кого-то влюбился, да?
- Я в тебя не влюблен.
Алина ничего не ответила. Чувствовала себя совершенно раздавленной. Но отвечать на правду можно правдой, а крыть ей уже нечем. И слез не было. При свете дня этот разговор, возможно, покажется сном, главное только поскорее заснуть. И не думать, что рядом лежит мужчина, слишком далекий от их общей постели.
Слишком далекий от всего.
Впечатывавший в себя каждое мгновение этой ночи.
... видеть Юлькино лицо, довольное, счастливое и от этого вдвойне красивое, – лучшая награда за его выходку, когда он свернул с трассы, чтобы в пять минут оказаться рядом с горкой для тюбинга. Не думал, что она его увидит, надеялся лишь подсмотреть, какое нашла себе развлечение. И вот... вдруг... она перед ним. Лицом к лицу. Раскрасневшаяся, со сверкающим взглядом. Ее радостный смех все еще звучал у него в ушах.
И это было намного реальнее самых несбыточных снов.
... то ли горка не такая
***
Лыжи Юльке не понравились.
Нет, вообще-то поначалу шансы еще были, и она сама исполнилась решимости. Но после двадцати минут общения с Димой, нетерпеливо пытавшимся ее учить и что-то объяснять, Юлька на себя махнула рукой. То ли она безнадежна, то ли горка не такая. Да и по Ярославцеву было прекрасно видно, что ему охота поскорее свалить с учебной трассы на ту, по которой ездили остальные ребята из их компании. Потому, дважды съехав вниз, большей частью на заднице, чем на лыжах, Юлька на третий уже не подписалась. Командировала супруга к Моджеевской компании, а сама отправилась на поиски приключений и развлечений.
Утро было странным.
Сначала раздражала недовольная физиономия Ярославцева, сунувшегося бриться, пока она принимала душ. Потом он сменил гнев на милость, и они вместе звонили Андрюшке, который, впрочем, был слишком занят – строил с Сашкой железную дорогу посреди спальни, когда-то бывшей Жениной комнатой. Очень скоро такое обрывчатое общение, с постоянными отвлечениями на установку рельсов Диме надоело, и он скомандовал спускаться – за дверью уже слышалось брожение народа туда-сюда. Завтрак в коттедже, который им привезли точно так же, как накануне ужин, получился довольно шумным и сопровождался вручением и распаковкой подарков имениннику, которого Реджеп так и норовил оттаскать за уши.
Не человек, а ходячий фейерверк. Приволок самовращающийся глобус с политической картой мира и бинокль с ночным видением и радовался так, как если бы ему подарили все это бесполезное добро. Впрочем, Богдану, похоже, тоже понравилось. Таня подтрунивала над обоими и говорила, что это все подарки ненастоящие, а настоящий – слишком здоровенный, чтобы тащить его сюда. И что Богдан найдет его дома, когда вернется. Юле казалось, что от их смеха ходуном ходят даже стены коттеджа. И еще они ей очень нравились – Бодина сестра и ее турок. Теплые, веселые, славные. И ведь уже не молодожены, а вели себя так, будто влюблены, как в первый день.
Рейчел с Уиллом привезли гамак для ног и объявили, что сие – для отдыха за рабочим столом. Дескать, бизнесмен, который много работает, может позволить себе и отдохнуть. Алина же, видимо, тоже в качестве женщины, проведшей с Богданом немало времени, подарок сделала офисный – подарила кабинетный нож для разрезания бумаги из янтаря. Юлька про себя даже крякнула, что гамак – поинтереснее будет, но на выражении ее лица это никак не отразилось.
Впрочем, Ярославцев тоже не отставал. С собой они притащили из Солнечногорска целую домашнюю пивоварню, и теперь Димка, пытаясь соперничать в активности с Реджепом, предлагал потестить эту штуку вечером, после банкета.
Покончив с завтраком, они снова отправились на трассы, на сей раз несколько дальше, чем накануне ночью. Там, наверху, была отличная смотровая площадка, и, избавившись наконец от мужа, которому надоело объяснять ей, что она делает не так, Юлька рванула исследовать местность. Лишь бы не возвращаться к Богдану и Алине. Те, как заправские лыжники, катались лихо, только и успевай следить. Нет, она следила. Некоторое время, перебравшись от смотровой, на которой сделала несколько снимков, поближе к ним. Но находиться в непосредственной близости долго не могла – бесило. Бесила Акаева. Бесило то, что он, мороча ей голову, приволок сюда свою любовницу. Рейчел бесила тоже, потому как рода их отношений с Богданом она и вовсе не понимала, но благо та хотя бы сама ушла снова с Уиллом на тюбинг. И что хуже всего – бесила сама себя, не имея права ревновать и беситься.
