Кричи громче - Елена Тодорова
Все хорошо, но… Освещения больше нет.
Раздвигая бедра, подаюсь ближе. Обнимаю за шею и прошу разорванным шепотом:
– Ярик, кури… Пожалуйста, Ярик…
Иначе я не выдержу. Воспламенюсь изнутри.
Зажигалка повторно щелкает, но и в этот раз Яр не спешит подкуривать. Вставив между губ сигарету, долго смотрит мне в глаза. Потом все же приближает к кончику огонь и глубоко затягивается.
Вижу его. Вижу…
Впитываю каждую мелькнувшую эмоцию. Во взгляде и в гримасах. Боюсь моргнуть, пока он не вынимает изо рта сигарету. Тогда освещение тускнеет, и очертания его лица теряются в полумраке.
Нет. Нет. Нет.
– Еще… Кури, Ярик, кури… Запускай…
Сигарета возвращается. Успевая сдвинуть ее на бок, Яр давит ладонью мне на затылок, чтобы максимально приблизить наши лица. Медленно втягивает никотин. У меня же внутри такая буря эмоций играет, даже обжечься не боюсь.
– Титоша, ты такая красивая. Хочу тебя поцеловать.
Окончательно о холоде забываю. Низ живота сковывает горячей волной трепета. Дрожу, но уже по другим причинам.
Я ведь тоже хочу. Видеть его и целовать.
– Ярик, Ярик, кури…
Подобными мольбами вынуждаю его снова и снова затягиваться. Даже сигарету изо рта не вынимает. Чтобы вдохнуть, стискивает фильтр губами. Чтобы выдохнуть – приоткрывая их, зажимает зубами.
– Ярик, Ярик… – ненадолго касаюсь щекой его щеки.
И снова смотрю. Остановиться не могу. Я без него не могу.
Видеть. Видеть. Видеть…
В одно из наполненных дымом мгновений отбираю дрожащими пальцами сигарету и, не давая возможности свободно выдохнуть, целую сразу после очередной никотиновой дозы. Вбираю в себя терпкий и горьковатый угар. То ли от тех веществ, которых наглоталась, то ли от накопленных эмоций, голова вмиг кругом идет.
– Ты такой вкусный, Ярик… Такой вкусный…
– Ты меня еще не пробовала…
– Хм… Хм… Мм-м…
– Это ты – вкусная, – и будто в подтверждение своих слов размашисто лижет мои губы. – Хочу тебя… Хочу. Давай!
Я его тоже всячески облизываю. Но все чаще, после каждой затяжки, языком в рот скольжу. Там горячо, насыщено, остро – моя любимая уникальная вкусовая концентрация.
– Кури, кури…
Повторяем и повторяем: сигарета, поцелуй, смеженные задушенные выдохи. Куда-то торопимся. От этого движения получаются дергаными и, вместе с тем, аномально затянутыми.
– Не дыши много. Плохо будет, – предупреждает Яр хриплым шепотом.
– Переживу. Хочу. Хорошо. С тобой вкусно. Так вкусно…
Я уже одурманенная. Всем, что есть во мне. А там и без никотина очень-очень много. Всего вхолостую не переварить и за полжизни не сносить. Все это – только от Ярика и только для него.
– Сделаем это здесь… – скользнув ладонью под кофту, жадно сминает мою грудь. – Пожалуйста… Хочу тебя трахать. Пожалуйста, Маруся…
– Да… Да… Пожалуйста… Яр-р-р…
Кто кого просит? Уже не понимаем. Просто чувствуем. Просто выполняем то, что нам обоим катастрофически без промедления необходимо.
Поднимаюсь, чтобы раздеться. Действую на удивление быстро, невзирая на неудобное положение и плотность нескольких слоев ненавистной одежды. Холод обволакивает тело лишь на мгновение. Стоит вернуться к Ярику, коснуться промежностью горячей мужской плоти, вновь изнутри жаром окатывает.
– Быстрее… Направь…
Как только он приставляет кончик члена к моему входу, пытаюсь вобрать его всего за раз в себя.
– Подожди, подожди… Манюня, не гони ты… Медленно опускайся…
Нет.
Больше боли. Больше удовольствия.
Скольжу до конца. Плевать, что из глаз слезы выкатываются. Я привыкаю, надрывно дыша. Подстраиваюсь в процессе. Тихонько хныкая и рвано постанывая, привстаю и опускаюсь.
– Ярик, Ярик… Мой… – как всегда, когда освещения нет, пальцами его лицо трогаю. – Держи меня… Крепче… Люби меня… Крепче люби… Сильнее… Так сильно, чтобы больно было…
– Ох, бл*дь… Маруся… Ох, бл*дь…
– Ярик… Ярик… Сильнее… Люби сильнее… Люби…
– Люблю… Сильно…
Шепчем друг другу в рот: сипло и едва различимо. В какие-то моменты кажется, что все произнесенное – лишь бессвязный шум. Только это не так… Самым главным делимся. Цепляемся губами. Ласкаемся языками. От жадности кусаемся.
Вместе взрываемся. Взлетаем. Выше, выше… Выше, чем возможно, даже метафорически. Далеко за ограничительный рубеж. Далеко, далеко… Туда, где границ нет. Нет пределов. Ничего нет. Ничего. Только мы. Он и я.
К сожалению, возвращаться в реальность слишком быстро приходится. Едва стихает удовольствие, телу очень холодно становится. Одеваемся так же торопливо, как раздевались.
– В кухню пойдем. Есть хочу.
Улыбаюсь, потому что у Ярика это часто. После секса особенно.
– Ладно.
Покинуть ванную не успеваем. Лишь дверь открываем и слышим, как вновь что-то щелкает и затягивает пространство странным стрекочущим шорохом.
– Ярик, – приглушенно окликаю. – Если генератор не пашет, откуда исходит этот шум? Как это работает?
Прежде чем ответить, Градский то ли матерится, то ли какой-то странный звук издает.
– Знаешь же, что могут быть разные фазы. Здесь и наверху.
– Да…
Такой ответ меня устраивает. Он успокаивает.
Только ненадолго.
Ждем, когда эта чертовщина вырубится, а вместо этого в прерывистом шипении динамика появляется чье-то отчетливое учащенное дыхание.
Чье-то дыхание… Чье-то… Чужое… Не наше… Чье-то… Живое…
Мое сердце ухает и, рванув по живому, проваливается куда-то вниз. Я ничего не соображаю. Не пытаюсь понять. Захлебываюсь в густом вареве паники, не обладая никакими догадками.
– Боженька… – лишь услышав свой скрипучий голос, осознаю, что открываю рот и говорю.
Я бы сказала, что сердце на месте. Колотится. Я бы сказала, что кроме него, в груди обвал эмоций. Крушатся. Я бы сказала, что тело сотрясает озноб. Я бы… Я бы обязательно вам все это сообщила, если бы ощущала хоть что-нибудь.
Должно быть, какой-то важнейший передатчик к чертям вырубает. Мозг с телом связь утрачивает. Вспомню об этом потом.
– Ярик, это… Что? Что? Мы…
– Мы не одни, Маруся.
Меня прошибает током. Чувствительность возвращается. Нет, никакого определяющего озарения не наступает. Лишь одно понимаю: говорить больше нельзя.