Тина Вальен - Начало всех начал
Сергей не настаивал на близости, и я была благодарна ему за чуткость и понимание непростого для меня решения. Видимо, он всерьёз сказал тогда, что будет приближаться ко мне по сантиметру. Ёжик засыпал, а мы садились на диван, слушали тихую музыку, говорили…
Я уже позволяла себе гладить его волосы, седые на висках.
— Откуда у тебя этот шрам? — сердце сдавила тревога. Так уже было когда-то… — Это случилось в августе девяносто пятого?
— Откуда ты знаешь? — Серёжа вскочил с дивана и удивлённо уставился на меня.
— Лучше расскажи, что произошло, почему-то в это время моё сердце болело невыносимо.
— Вспоминать не хочется, — он тяжело вздохнул, поднялся с дивана и нервно заходил по комнате. — Наш бизнес к девяносто пятому году встал на ноги и стал приносить хороший доход. К этому году по всей стране сформировались и криминальные банды, которые установили контроль почти над всеми частными предприятиями, среди которых были банки, биржи и тысячи предприятий госсектора, и обложили их данью. Тех, кто сопротивлялся, убивали. Мой знакомый из МВД сообщил, что за предыдущие несколько лет было убито 600 предпринимателей, 20 руководителей банков, подожжено и взорвано 700 офисов. До сих пор помню эти цифры… Он же и предложил «крышу» за большие деньги. Мы подумали и сами организовали собственное охранное агентство из знакомых ребят, воевавших в Афганистане. И всё-таки рэкет нас не обошёл стороной. Когда открытый шантаж не удался, они выкрали семью друга с дачи и выставили условия. В ответ мы подняли свою маленькую армию против этого беспредела и победили. По правилам! Нашли и освободили семью, но друга не уберегли: был не в себе, полез под пули. Меня только зацепило. С тех пор никто на нас не покушался, поняли, что мы сила. Впервые я осознал, как легко переступить черту, за которой защита переходит в убийство. Подонки повязаны, но живы, а друг лежит на земле и никогда не встанет. Я поднял автомат, чётко осознавая, что моя месть справедлива, и выпустил всю обойму… рядом с ними. Бог отвёл. Единственный раз я благодарил судьбу за то, что ты далеко и можно рисковать собой в полной мере и безоглядно. Поняли, запомнили и отступили.
— Автомат?!
— Автомат. Получили лицензии на охранную деятельность и на оружие. Всё по закону. А те сволочи вложили оружие в руки, представь себе, бывшим детдомовцам. Типичная история, загнали их в угол долгов и послали убивать. Сколько таких, готовых на всё ради куска хлеба, грамма наркотика… И шлёпают их, как пустые бутылки на тренировочных стрельбах. О девяностых годах ещё напишут, я прошёл через них по лезвию бритвы. Потом оказалось, что мало держать оборону силой, надо знать законы, которые пекли, как блины. Долгая песня. Учился сам, прошёл мастер-класс у Марка Викторовича. Высший пилотаж. Теперь я уверен в себе и в своём деле, прекрасно вижу, как перспективу, так и подводные течения. И ты можешь на меня положиться.
— Я всегда это чувствовала.
— И сбежала…
Серёжа снова сел рядом, взял за руку и заглянул в глаза.
— Женечка, теперь давай вместе вернёмся в твоё прошлое. Мне необходимо знать, как ты смогла жить с таким грузом на сердце, и куда ушёл твой огонь, свет из глаз?
Я внезапно для самой себя спросила, за что он полюбил меня. Глупый вопрос. Я часто задавала его себе и не находила ответа.
— Женщина — это тайна, — тихо произнёс Серёжа. — Есть нечто, неуловимое и единственное для разных мужчин, что притягивает внезапно и навсегда. Шарм, неуловимая изюминка, глаза, взмах ресниц. Даже запах. В каждом из нас рождается и живёт некий образ, идеал женщины без чётких очертаний, и это нечто внезапно обретает реальность одним штрихом. Твоя улыбка, словно припухших от поцелуев губ, навечно заполнили нечёткий образ идеала. Они обещали блаженство и рай. Твои губы словно выжгли на мне тавро — я твой. Стоило мне их представить, и весь мир уходил из-под ног. Мне нужна твоя улыбка…
Я вспомнила: рука отца, большая, надёжная. Моя ладошка в этой руке, и мир безопасен. «Я в домике!» — кричало моё детское сердечко. Меня обидел мальчик, я плачу, он берёт меня за руку, чтобы успокоить, и я прощаю его. Рука вялая, неуверенная Игорька…
— А мне нужна твоя рука…
— Одна? Может быть, переориентируешься на другой орган? — шёпотом спросил Серёжа.
— Если хочешь получить улыбку, отдай руку! — мы стали бороться.
— Мои руки нужны малышу и девочке!
— Какой девочке?!
— Ты будешь кормить её грудью и улыбаться…
Серёжа давно заснул, а я пыталась вспомнить время счастливых улыбок и беззаботного смеха…
Первый удар после свадьбы, и улыбка сползла с моего лица. Алтай. Мой первый авантюрный шаг вернул её на место. Я помню этот день.
Ещё сонную Гена затащил меня в рыдван. Я окончательно проснулась возле бледно-розового старинного особнячка почти в центре города. Мы вошли в подъезд с консьержкой, поднялись на четвёртый этаж, позвонили в дверь. Открыла нам ярко-рыжее чудо и бросилось душить Гену:
— Теперь не вырвешься, чудовище! Два месяца пропадал!
— Знакомьтесь, Женя, Анжела, — Гена еле вырвался из лапок яркой девицы.
Мы зашли в апартаменты. Гена удалился с девицей в лабиринт комнат. Я ничего не понимала: почему мы здесь, если по плану должны были встретиться с ворогом, хотя бы записаться на приём к нему.
Где-то в глубинах жилища раздался смех, через минуту оба-два появились передо мной.
— Анжела согласна подыграть нам, — сообщил мне Гена. — Сейчас будем менять твой имидж. Анжела, ты поняла задачу? Я удаляюсь за чаем.
Девица хихикнула в последний раз, взяла меня за руку и повела. В одной из комнат с огромным зеркалом наш путь окончился. Анжела раздвинула створки встроенного шкафа-гардероба.
— Начнём, — сказала она решительно и нырнула в тряпичный хаос. Появился Гена с подносом.
— Успокойся, — обратился он ко мне. — Это начало спектакля я придумал ночью. Без этого Станиславский не поверит!
Гена выложил мне дополненную концепцию. Так круто я ещё не влипала. Мой первый серьёзный шаг, прощай навек.
— Вчера ты говорил — дремучая наивность депутата, или наивная дремучесть? Сегодня — Станиславский…
— Забудь о них и включи свой тайный детонатор.
Два часа Анжела колдовала надо мной, после чего я вышла на сцену. Чебурашка испарился, появилась дочь московского «шишки» в эпатажном прикиде. Больше всего меня потрясла кепка-парик.
— Слова не забыла, дитя порока? — Гена и Анжела любовались моим превращением.
— Не забыла, только смогу ли я правильно их расставить? — засомневалась я.
— Там зеркал нет, представь себя дочкой генерала, ни в чём не знающей отказа. Такое избалованное шкодливое дитя, всеми любимое. Нам нет преград… — запел он козлиным голосом.
