Маша Царева - Замуж за «аристократа»
Она повесила на плечо сумку, взяла из красивой напольной вазы несколько букетов (все равно все не унесет). Эта ваза появилась в театре гораздо раньше Кати. Она всегда стояла в гримерной тех, кто был занят в главной роли. Эта ваза помнит сотни Катиных букетов. Теперь в ней будут красоваться Любкины цветы.
Катя поставила сумку на пол. Взяла вазу, обхватив ее обеими руками, воровато оглянулась по сторонам. Подняла руки вверх и с залихватским «Э-эх!» разжала пальцы. С громким возмущенным звоном хранительница цветов разлетелась на мелкие осколки.
А Кате вдруг стало легче. Конечно, вазы жаль, и все же хорошо, что она не достанется противной Федоровой.
– Пусть цветы свои в трехлитровые банки ставит! – вслух сказала она.
И поспешила покинуть здание театра, пока кто-нибудь ее не «застукал». Бывшая прима громит собственную гримерку! Прекрасный штрих к ее безупречной репутации.
А потом потекли однообразные дни, похожие друг на друга, словно однояйцевые близнецы. Сначала Катя даже наслаждалась вынужденным бездельем. Она поздно вставала, вяло прогуливалась по магазинам, покупала какие-то ненужные, но приглянувшиеся вещи, обедала в уютных маленьких ресторанчиках, смотрела телевизор почти всю ночь. Теперь она жила не как светская дама, актриса, звезда, а как обычная состоятельная домохозяйка.
Постепенно – как быстро это произошло! – о ней стали забывать. Первые недели после последнего показа «Сестер» Кате звонили какие-то знакомые и полузнакомые люди, поздравляли, приглашали на презентации и фуршеты. Но их становилось все меньше и меньше, и в конце концов она перестала находить в своем почтовом ящике что-нибудь, кроме рекламных листовок.
Из газет она узнала о том, что Люба Федорова отметила свой день рождения в казино «Кристалл». Поздравить новую звезду пришли все – примелькавшиеся и не очень, а ее, Катю, не пригласили.
Конечно, она не обиделась. Она прекрасно понимала, почему Люба ее проигнорировала. Вряд ли она хотела Катю обидеть или оскорбить (хотя, должно быть, здорово обиделась за разбитую вазу). Просто день рождения – это первая рекламная акция новой постановки Качука. Постановки, где главную роль играет Федорова. Зачем же отвлекать внимание журналистов на старую приму?
«…Не везло Федору Мордашкину с личной жизнью. Что-то не складывалось, не срасталось… Хотя, несмотря на забавную внешность, его любили женщины. Было в нем нечто, какая-то необъяснимая черта, которая была гораздо важнее экстерьера. Что-то неуловимое во взгляде, в мимике… Он выглядел как Денни де Вито, но вел себя как Марлон Брандо. Поэтому никто не удивлялся, что Мордашкину нередко доставались первые красавицы тусовки. Но одно дело – заполучить в постель красотку, а другое – полюбить ее.
Незадолго до знакомства со мной Мордашкин расстался с четвертой по счету женою, сильно пьющей актрисой-эпизодницей. Звали его супругу Марьяной. Она была женщиной яркой, томной и чем-то смахивала на Марлен Дитрих – тот же «коровий» взгляд с поволокой, те же аккуратные дуги выразительных бровей, те же породистые тонкие черты на широковатом лице. Одно время ей прочили звездную карьеру. Может быть, так оно и получилось бы, если бы красавица не любила выпить. Пила она почти каждый день. Пила, когда у нее было плохое настроение. Пила, когда, наоборот, была «на подъеме». Она была моложе Федора почти на десять лет, и он влюбился в нее, как неоперившийся мальчишка. Он любил ее, когда она всерьез собиралась стать звездой, он любил ее, когда ее перестали приглашать на главные роли, он любил ее, когда она скатилась до эпизодов и массовок.
Обо всем этом он рассказал мне в тот же день, когда мы встретились у моего дома. Все-таки я отправилась с ним в ресторан. Я еще удивлялась тогда: почему он так откровенничает? Может быть, это необычный способ соблазнения? Мол, пожалей меня, а потом приласкай меня? Я несчастный романтический герой, одинокий и непонятый!
– Она потеряла человеческий облик, Катя, – рассказывал он, закусывая горечь дефицитной сырокопченой колбаской, – она перестала краситься, выщипывать брови, брить ноги. Но я этого не замечал. Она пила каждый день. С утра трусцой бежала к гастроному, за пузырем. Я прятал от нее деньги, а она все равно где-то их доставала. Я подозреваю, что она спала за деньги с мужчинами. Хотя кто мог на нее польститься?
– Какой кошмар, – искренне ужаснулась я.
– Она превратилась в чудовище, а я этого не замечал. Она по-прежнему казалась мне красоткой. Я по-прежнему воспринимал ее двойником Марлен Дитрих, стильной и молодой. И знаешь, когда я понял, во что она превратилась?
– Когда?
– Однажды она прибежала домой счастливая. И – о чудо! – трезвая. Она сказала, что ее берут на роль, что ее выбрали по фотографии, остался последний кастинг, и с ней подпишут контракт. Я так за нее радовался. Она не пила почти неделю, к кастингу готовилась. Я вместе с нею поехал на студию. И знаешь, что это была за роль?
– Что?
– Роль спившейся проститутки, – вздохнул Мордашкин. – Представляешь, Кать? Мою дуреху выбрали по фотографии на роль пьяной шлюхи, а она едва не плясала от радости! Причем ее почти не стали гримировать – только выдали какие-то жуткие шмотки. Она так старалась, входила в образ. А я стоял за камерой и в ужасе смотрел на нее. Я вдруг увидел ее такой, какой она стала. С редкими волосами, желтыми от никотина зубами, страшную, опухшую! Это был шок. Я не мог любить ее такой.
– А если бы она завязала?
– Она бы не завязала, – невесело усмехнулся он. – Ты плохо знаешь Марьянку… Короче, на следующий же день я от нее ушел. И это было подло, потому что она опять сорвалась и запила. И роль проститутки уплыла у нее из рук. Режиссеры не любят связываться с алкоголичками… Кать, зачем я это все тебе рассказываю?
Я и сама не понимала зачем. Мне было неудобно в его компании. Он повел меня в шикарный ресторан «Прага», он заказал для меня столько блюд, что мне хватило бы этой еды на две недели. А я все еще не могла понять, чего он от меня хочет.
В тот вечер он рассказал мне почти всю свою биографию. Он женился четыре раза – и все четыре неудачно. Все его жены были чем-то похожи друг на друга – молодые, легкомысленные, жаждущие легкой славы и легких денег, красивые и истеричные. Богемная поэтесса. Манекенщица из Дома моды на Кузнецком. Брутальная сценаристка. Певица-полуфранцуженка, мечтающая эмигрировать в Париж. Никто из них успеха не добился. Они были бабочками-однодневками, яркими, но сгоревшими мгновенно.
– Знаешь, почему ты мне нравишься, Катюша?
– Почему? – насторожилась я. Неужели он все-таки начнет ко мне приставать?
– В тебе есть глубина. Ты серьезная, несмотря на то что красивая. Честно говоря, ты понравилась мне еще по телефону. Когда прочитала Самойлова. Я никогда бы не подумал, что юной красотке может нравиться это стихотворение. И когда ты сказала, что занимаешься физикой… это так необычно. Я даже на минуту решил, что ты дурнушка. Но ты оказалась красавицей. Катя, ты уж прости… Я намекнул тебе на ресторан… В общем, дурак, конечно, я. Но когда ты меня отшила, это было чудо. Я понял, что немедленно должен тебя разыскать.
