Я не сдамся! - Аврора Добрых
— Маш, я идиот, потому что потерял тебя. Но я не мудак. Я буду помогать своим детям. Просто с их матерью я…
— Что-что? Мне не послышалось? Помогать-своим-детям? Помогать?? Это, блин, что, старушка, которую надо перевести через дорогу?? Ты вообще сам слышишь, что несешь?
— Ну зачем ты начинаешь? А ведь даже не знаешь сути. Я все объясню тебе при встрече. Давай сегодня часов в шесть? Маш, послушай… я понимаю, как ты злишься. Но также я знаю, что ты, как и я, не забыла о том, что было между нами. Не могла забыть. И я тоже помню. Каждую деталь, каждую черточку твоего нереального тела… Я готов целовать тебя везде, я очень соскучился, Маш.
— Ах, вон оно в чем дело! И как я сразу не догадалась! То есть пока жинка вынашивает тройню и терпит кучу физиологических неудобств, ты осознал, что давно не трахался, и решил восполнить этот досадный пробел. Все верно? Тогда идем дальше. Затем ты вспомнил, что была некая Маша, которую ты выставил за порог без гроша в кармане, и подумал: а почему бы ей не позвонить? Она ведь наверняка до сих пор ждет и любит, да? Так вот, послушай меня: даже если бы ты был последним мужиком во Вселенной, я бы, скорее, отрезала себе ногу, чем снова легла с тобой в кровать. Поэтому иди-ка ты на хрен и даже не думай больше мне звонить, иначе я не поленюсь и расскажу о твоих жалких попытках твоей жене, чтобы знала, с каким мудаком имеет дело. Все. Пока, придурок.
Когда Маша отключилась, на нее уже пялился весь автобус.
— Чего? — вставая спросила она. — А как мне еще надо было с ним разговаривать, если он козел?
И тут вдруг ей начали аплодировать. Причем, не только женская часть пассажиров, но и некоторые мужчины. Перед тем, как выйти на остановке, Маша смущенно сделала некое подобие реверанса и была такова.
Глава 43
Игорь продолжал вести себя отстраненно. Теперь он практически не выходил на связь — пропали даже сообщения вежливости. Маша твердо решила, что, если она и позвонит сама, то этот звонок точно будет последним. На этом их история закончится. Шаг был крайне неприятный, поэтому девушка оттягивала этот момент до последнего. В ее душе еще теплилась надежда, что Игорь действительно очень занят, как уверял ее все это время. Он не был похож на человека, который просто спит с женщинами, а затем бросает их за ненадобностью. Этот образ подонка никак не укладывался в голове. Однако с каждым днем надежды таяли как сосульки по весне, и девушка загрузила себя работой по максимуму, лишь бы только удержаться и не позвонить самой.
В понедельник Маша снова сходила на курсы вождения. Скоро у них должна начаться практика, которая куда интереснее теории, и девушка с нетерпением предвкушала тот момент, когда наконец сядет за руль. Ее радость омрачали лишь темные мысли об Игоре, к которому она слишком сильно привязалась за все недолгое время их общения.
Вернувшись после курсов домой, девушка вся дрожала от холода. Ее куртка была не предназначена для таких морозов, а покупку новой она всячески откладывала — берегла деньги. В коммунальной квартире вкусно пахло чем-то съестным, было тепло и даже по-своему уютно. Теперь это место девушка искренне считала своим домом.
— Машка, ты? — раздался их кухни голос Натальи.
— Ага!
— Дуй сюда!
Маша разулась, надела тапочки и вошла на кухню. Запах был сладкий, вперемежку с чем-то жареным. На кухне уже сидели дядя Юра, Пантелеймон и Лизок.
— Заходи давай, — деловито велела Наталья. — Мы тут с Алевтиной Прокофьевной пирогов напекли с вареньем, а еще с рисом, яйцами и луком. Других начинок не было, но и так отлично. Нажористые вышли.
— Садись, Машенька, сейчас будем чай пить, — суетилась возле плиты старушка.
— У нас тут важный квартирный совет, Мария, — сказал Пантелеймон, пока девушка мыла руки с мылом. Наталья расскажет.
Всем разлили чаю, каждый взял по пирожку, после чего женщина заговорила. При этом она пила чай, не вынув ложку из чашки. Из-за этого с каждым глотком ей приходилось прищуривать левый глаз.
— На повестке дня у нас сегодня две проблемы: Ульянка-шалашовка и расселение. Начнем с первого. Ульянка не появляется в квартире уже четвертый день, а пацаненок ее, Макар, сидит в комнате. Мы его кормим, поим, но после этого он сразу убегает обратно в комнату. Вон, пирожков наелся, чаю похлебал — и наутек. Боится он нас пока, не привык. А Ульянке хоть бы хны, шляется где-то. В общем, не дело это — шестилетнему ребенку жить без матери.
Маша вспомнила, что где-то с неделю назад видела Ульяну. Та приехала с сыном, навьюченная клетчатыми сумками. С тех пор девушка не встречала ни саму соседку, ни мальчишку, и думала, что те снова уехали в деревню.
— Мало того, что пацаненок постоянно один, — продолжала Наталья, — так Ульянка еще и за аренду комнаты задолжала мне аж за пять месяцев. И мы вот сейчас решаем, вызывать опеку или нет. Жалко эту лохудру, она ведь, когда не бухает, вполне себе нормальный человек. И сына любит, и жрать варит.
О том, что Наталье принадлежит несколько комнат в квартире, Маша не имела ни малейшего понятия.
— Но это ведь никуда не годится, что Макар совсем один, — заявил Пантелеймон. — Мы, конечно, всегда рядом, но он нас почти не знает, в деревне всю жизнь прожил… Хотя там тоже для него все чужие люди. Либо какие-то очень дальние родственники, либо вовсе посторонние. Семьи у Ульяны никогда не было. Тоже девчонка брошена всю жизнь и теперь точно так же относится к своему сыну…
— Ладно, тогда голосуем, — скомандовала Наталья. — Поднимите руки те, кто за то, чтобы вызвать опеку. Может, когда пацана заберут, Ульянка наконец очухается.
Жильцы проголосовали, и большинство было за вызов органов опеки. Маша тоже подняла руку. И хотя она прекрасно помнила, каково это — жить в детском доме, все же считала, что это станет тем самым спусковым крючком для Ульяны. И потом у нее будет два пути: одуматься и взяться за ум или пустить все на самотек и окончательно потерять Макара.
— Переходим ко второму вопросу, — сказала Наталья. — Весной следующего года нас точно будут расселять. И, сдается мне, пойдем все дружно по миру.
— Ага, да, — закивала Лизок, — по миру все пойдем, без гроша,
