Неистовый - Дж. Б. Солсбери

— Есть что-нибудь, что мне нужно знать, прежде чем я войду туда?

— Это все болтовня и поклонение героям. Можно пройти через любую ситуацию, поцеловав задницу. Большое эго любит похвалу.

Джордан втягивает воздух сквозь зубы.

— У меня это не очень хорошо получается.

— Вот именно. Ожидаю, что будет очень интересно.

— Эй! — Она стукает меня плечом. — Не позволяй мне разозлить кого-то важного.

— Постараюсь, но не могу ничего обещать. — Когда Джордан не возвращается с каким-нибудь умным комментарием, я смотрю на нее и вижу, что она тепло улыбается. — Что?

— Мне нравится, когда ты улыбаешься.

Я оцениваю выражение своего лица и заставляю себя нахмуриться.

— Я и не подозревал, что улыбаюсь.

— Знаю. И мне это нравится больше всего.

Хадсон был прав, я счастливый сукин сын. Джордан видит во мне хорошее и почти не замечает плохого. Я вышел из себя и сказал обидные вещи, и все же она все еще смотрит на меня так, будто я единственный мужчина, которого она видит. Её не заботят мои деньги и статус. Джордан действительно идеальная женщина. Но вот только я далеко не идеальный мужчина.

Мой пульс учащается, и я отворачиваюсь к окну, пытаясь успокоиться. К счастью, через несколько минут мы подъезжаем к парадной лестнице в «Метрополитен».

Красная ковровая дорожка огорожена веревкой, справа и слева от нее толпятся фотографы.

— Срань господня, — выдыхает Джордан. — Как на вручении «Оскар».

Я съеживаюсь, наблюдая, как пара в машине перед нами ослеплена миллионом вспышек. Реально ненавижу это дерьмо.

Наша дверь открывается, и я беру Джордан за руку и помогаю выйти из машины. Глядя вперед, быстро иду по ковру к лестнице.

— Гризли, постой, — тихо говорит она.

Я останавливаюсь, и она вырывает свое запястье из моей хватки, чтобы втиснуться рядом со мной.

— Пусть они сделают несколько снимков, — говорит она сквозь улыбку.

— Зачем?

Джордан наклоняется так близко, что я чувствую ее дыхание у своего уха.

— Потому что им нужно платить по счетам. — Ее рука скользит по сгибу моей руки, и она поворачивает нас обоих к мигающим вспышкам.

Я хмуро смотрю на лица нетерпеливых репортеров, когда они выкрикивают вопросы о том, кто моя девушка и от какого дизайнера ее наряд. Откуда, черт возьми, мне это знать?

— Мистер Норт, у вас серьезные отношения? Мы слышали, она живет с вами!

Мои руки сжимаются в кулаки, и я делаю агрессивный шаг к репортеру, и чувствую, как Джордан крепче сжимает меня.

— Хватит, — говорит она, все еще улыбаясь, и мы идем к лестнице. — Видишь? Было не так уж плохо, да?

Мы сдаем наши пальто, и я беспокоюсь, что в комнате все еще слишком холодно для Джордан с ее обнаженной кожей. Все взгляды, кажется, устремлены на разрез ее платья, который показывает ее длинную, стройную ногу, и я задаюсь вопросом, как переживу ночь, не ударив кого-нибудь по лицу.

Я был на сотнях мероприятий с женщинами, и никогда не возражал, если другие мужчины восхищались моими парами. Одна из вещей, которая делает использование эскорта менее сложным, заключается в том, что я всегда знал, что у них есть другие мужчины, поэтому меня никогда не беспокоило, когда на них пялились.

Но с Джордан все по-другому.

— Александр, рад снова тебя видеть. — Один из наших старых клиентов приветствует меня и говорит о том, как здорово вернуться в Нью-Йорк. Он знакомит меня со своей новой женой и своим деловым партнером, но все это белый шум в моих ушах, когда я сосредотачиваюсь на Джордан.

И я не единственный, кто не может отвести от нее глаз.

ДЖОРДАН

Большинство людей не знают, что богатые люди несут в себе запах. Они не носят узнаваемых духов, но их превосходство ароматизирует воздух.

Первый час мероприятия и букет головокружительны.

До сих пор это был всего лишь вихрь представлений и светских бесед. Александр не шутил, когда говорил, что плохо ладит с людьми. Он либо полностью игнорирует их, либо отвечает односложно или ворчанием. Я обнаружила, что большую часть разговора веду сама, и сжимаю руку Александра, когда от него ожидали ответа.

— …видели бы вы нашу башню в Токио. — У Эдварда Гордона гладкие седые усы, а зубы такие белые, что кажутся почти прозрачными. — Думаю, вы были бы впечатлены дизайном.

Я сжимаю руку Александра, чтобы заставить его ответить, задаваясь вопросом, слушал ли он вообще, как этот парень говорит о своих башнях, как будто они компенсируют его менее чем впечатляющую мужественность.

Александр выглядит чертовски скучающим.

— Вряд ли.

Я поджимаю губы, чтобы не улыбнуться, и щеки мистера Гордона вспыхивают.

— Уверяю вас…

— В дизайне отсутствует различие. — Александр едва удостоил мужчину взглядом. — Это бетонный столб без личности — антисоциальный и лишенный жизни. — Он потягивает газированную воду. — Место, где умирает искусство архитектуры, — бормочет он в свой бокал.

Я тихо прочищаю горло.

— Не будь злым, — шепчу я.

Лицо мистера Гордона стало злым и багровым, но Александр, похоже, этого не замечает или ему все равно. Как будто мой кавалер пропустил все социальные сигналы, поскольку он продолжает стоять на своем в этот неловкий момент.

Спина мистера Гордона напрягается.

— Ты ужасно самонадеян.

Александр пожимает плечами.

— Просто честен.

— Если вы нас извините, думаю, нам пора занять свои места. — Я тащу Александра прочь, пока все не стало еще хуже. Я благодарна, что сегодня нанесла мощный дезодорант, так как каждый неловкий разговор заставляет меня потеть.

— Я что-то не то сказал?

Повернувшись, я ожидаю, что увижу, как Александр озорно улыбается, но он кажется искренне непонимающим.

— Не все ценят твою честность так, как я. Смотри, там Хейс. — Я прищуриваюсь на его красивого брата. — Или Хадсон.

— Хейс, — ворчит Александр. — Он пялился на тебя весь вечер.

— На меня? — Я встречаюсь взглядом с раздраженным близнецом, и его взгляд становится жестче. — О, вау, да. Он не очень рад меня видеть.

— Нет, это не так.

Я все равно притягиваю Александра к себе, когда Хейс направляется к нам.

— Вы пара сегодняшнего вечера, — говорит он, скучая и совсем не впечатленный. — Она — единственное, о чем все говорят.

Александр переводит долгий, оценивающий взгляд с моих волос до пальцев ног и обратно, чтобы задержаться на моих губах.

— Справедливо.

Мускул на челюсти Хейса дергается. Он потягивает что-то похожее на скотч из хрустального бокала.

— Где твоя пара, Хейс? Или в Нью-Йорке закончились женщины, единственное требование которых — хорошенькое личико?

Его карие глаза мерцают.

— Все, что мне нужно — те, кто нуждается в деньгах.

— Отвратительно, — бормочу я