Единственная для Сурового - Алиса Франц
– В чём дело? – спросил он охрипшим голосом.
Мечтая лишь, чтобы она не отступила сейчас назад и позволила быть с ней.
Полностью.
– Слушаю, как стучит твоё сердце, – ответила Настя. – Чувствую каждой клеточкой души…
Суровый тоже чувствовал, как необычно трепещет сердце в груди от таких лёгких, едва ощутимых прикосновений Насти. Оно словно хотело пробить грудную клетку и вырваться наружу. Необычно, к такому он не привык. Но тем слаще было чувствовать это, как будто он перерождался.
Суровый наклонил голову и начал целовать кожу в глубоком декольте платья, мечтая разорвать ткань, что мешала ему насладиться телом Насти целиком. Суровый едва сдержался от этого шага, но подцепил зубами край ткани и приспустил вниз, открывая взору тяжело вздымающуюся грудь. В глазах потемнело, а пульс начал зашкаливать.
Какая же она сладкая и нежная, его любимая девочка! Суровый выматерился и уткнулся лбом в плечо Насти, лаская губами местечко, в котором пульсировала синеватая жилка. Он легко прикусил нежную кожу зубами и, услышав ответный стон, отстранился.
– Я тебя хочу, – призналась Настя.
Она смотрела в лицо Суровому широко открытыми глазами, и он мог увидеть в них своё отражение. Впервые Настя признавалась так открыто и не таясь, в своих сокровенных желаниях.
– Я тебя тоже безумно хочу…
Суровый двинулся вперёд и опустил взгляд вниз, посмотрев туда, где между их телами было лишь несколько слоёв ткани…
Последнее препятствие.
– Уверена? – уточнил он.
– Да, – и Настя сама подняла его лицо к своему, поцеловав.
Он успел заметить, как её светлые глаза затуманились от желания. Суровый Поймал себя на мысли, что готов целую вечность смотреть на её лицо, любоваться припухшими от поцелуев, приоткрытыми губами. Как бы ему хотелось, чтобы они касались его везде…
Суровый голодным взглядом обвёл тело любимой и требовательно оттянул вниз резинку белья. Настя сама приподняла ноги, упёршись ступнями в его пресс и позволила Суровому обнажить её целиком. На ней совсем не осталось одежды и платье оказалось сорвано через голову, а на нём всё ещё красовались брюки и рубашка. Он быстро распустил ширинку и дёрнул вниз мешающую ткань.
Одним жестом обхватил Настю за бёдра и двинулся вперёд. Стольких женщин Суровый сменил за свою жизнь, но ни один миг самого жаркого экстаза с ними не мог сравниться с этим моментом, когда он, наконец-то, оказался слился с любимой. Теперь она никуда от него не денется. Теперь она его. Навсегда.
Настя подалась вперед и прижалась к его губам. На протяжении нескольких секунд Суровый стоял, переводя дыхание. Боялся, что после нового движения сорвётся, как пацан, и закончит всё раньше, чем Настя получит удовольствие. Но девушка требовательно впилась ногтями впилась в его широкие плечи и приподнялась, желая, чтобы он продолжил начатое.
Голова была словно в огне. Ничего не соображая, Суровый губами прикоснулся к нежной коже шеи, поласкал пульсирующую жилку языком, слизывая капельки пота. С каждой секундой кровь в жилах закипала и срывала его с катушек. Словно сквозь вату, он слышал, как Настя звала его по имени, чувствовал на коже ее ногти, губами ловил частые вздохи, смотрел на прикрытые веки, подрагивающие от наслаждения, и терял связь с реальностью, не веря, что этот момент, наконец, настал.
– Настюшка. Моя… Моя…
Настя обхватила ладонями лицо Сурового и стала целовать его губы страстно, словно пыталась утолить жажду. Суровый жадно целовал Настю. Они оба двигались навстречу друг другу, истосковавшиеся по ласке, совершенно обезумевшие и потерявшие контроль над собой. Весь мир перестал иметь значение, став лишь фоном для их единения.
Контроль Сурового над разумом был утрачен, а потом он почувствовал жаркие, судорожные сжатия тела Насти и тоже сдался. Он заметил, сквозь туман вожделения, как Настя прикусила губу, стараясь не кричать. Но не вышло… Его тело сильно напряглось в ответ и ответило такой же сладкой, судорогой. Мучительной, но прекрасной. После жаркого мига тело мгновенно расслабилось, а затем стало тяжёлым. Голова вообще ничего не соображала. Сил не осталось даже не разговоры.
– Иди ко мне, – предложил охрипшим голосом Суровый и, подтянув брюки с бельём, подхватил Настю на руки и отнёс вверх, в их спальню.
Он опустил ее на кровать и взглядом прошелся по всему телу: по жадно вздымавшейся и опускавшейся груди, по стройным ногам. На внутренней стороне бедер появились красноватые пятна, как следствие его несдержанности и жажды обладать ею целиком. Суровый наклонился и поцеловал Настю.
– Прости за грубость, – и погладил пальцами нежную кожу.
– Это было прекрасно. Я так по тебе соскучилась… – выдохнула Настя счастливым голосом и устроилась поудобнее на широком мужском плече. – Люблю тебя.
– Люблю тебя, – эхом повторил Суровый, вкладывая в эти простые, но такие нужные слова всего себя.
Эта девочка дала ему самое главное – научила любить, вернула жизнь…
Его девочка.
Единственная.
