И только пепел внутри… - Тата Кит
– Я скоро уезжаю.
– Все уезжают. Пары закончились.
– Как можно быть таким умным и таким тупым одновременно?
– Отвали, – откинулся на спинку стула. – Не видишь, у меня похмелье.
– Я скоро уезжаю. Насовсем, – уточнила Жильцова.
Поднял взгляд на ее лицо, пытаясь понять, шутит она или говорит серьёзно.
Её лицо почти всегда выражает крайнюю степень равнодушия и скуки. Сложно понять, где она несет полную чужь, а где говорит адекватные вещи.
– Кажется, мой день только что стал чуточку лучше, – произнес я саркастично.
– Ха-ха, – выронила она безэмоционально. Скинула с плеча рюкзак, расстегнула его молнию и, покопавшись в его глубинах, вытащила небольшую коробочку из темного дерева. – Вот, – поставила ее передо мной на стол.
– Что это? – нахмурился.
На коробочке было выгравировано золотыми буквами: «Забыть = предать».
– А на всё остальное, Паша, ты имеешь полное право, – сказала Жильцова спокойно.
– И что мне с этим делать?
– Я уверена, ты найдешь этой коробочке достойное применение, – придвинула она ее ко мне ближе. – Не забывай быть счастливым.
Опустил взгляд. Золотые буквы привлекали к себе внимание. Снова и снова перечитывал слова, смысл которых доходил до дремавшего сознания по одной букве.
«Забыть = предать», «а на всё остальное, Паша, ты имеешь право».
– Спасибо, – сказал я сдержано, но коробочки так и не коснулся. Пока что. Поднял взгляд на девчонку, улыбающуюся мне уголками губ. – И куда ты собралась?
– Мужу предложили отличную работу. Еду за ним, перевожусь в другой универ, – коротко и по делу.
– Сюда больше не вернешься?
– Не надо так сильно радоваться, – хохотнула девушка.
– Это сложно, – вздохнул я, неожиданно для самого себя, с некоторой горечью.
Несколько долгих секунд мы просто смотрели друг другу в глаза. Молча. Улыбки постепенно меркли.
– Ну, пока, – выпрямилась Жильцова, решительно оттолкнувшись от стола. – Обниматься не будем. Не хочу, чтобы от меня пахло чужим мужиком и его перегаром.
– Ну, пока, – отозвался эхом.
Девушка направилась к двери. Обернулась, словно что-то еще хотела сказать, но лишь улыбнулась уголками губ. Коснулась ручки двери и…
– Подожди, – остановил я ее внезапно.
Встал со стула, вышел из-за стола и, не зная точно, нужно ли мне это или нет, подошёл к ней.
– Медленно ухожу? Хочешь придать мне ускорения? – иронизировала язва.
– Спасибо, – произнес я, наверное, наивно и по-простецки.
– Я ничего не сделала.
– Кроме того, что выковыряла мне мозг чайной ложкой, пережевала и выплюнула обратно в черепную коробку.
– Какой же мерзостью я иногда занимаюсь, – поморщилась Жильцова притворно. – Кажется, обнимашки неизбежны. Я обещала себе, что не стану, но… Куда ты, нафиг, денешься? Иди сюда.
Подойдя ко мне, она смело обхватила мою шею руками и рывком притянула к себе.
С трудом удержав равновесие, несмело положил руки ей на спину в районе лопаток. Синхронно с ней глубоко вдохнул. Глаза сами собой закрылись.
– Пообещай мне, что будешь счастлив, – шепнула, шумно сглотнув. – Ты знаешь, каково это. Просто вспомни.
Ком сдавил горло. Последний раз стиснул девушку покрепче и отпустил.
– Пообещай, что никогда не вернешься. Второго твоего пришествия я не переживу, – попытался я отшутиться.
Лиц обоих коснулись улыбки.
– Если ты не выполнишь своего обещания, то я не выполню своего, – кажется, не шутила.
– Похоже, мне придется приложить максимум усилий.
– У тебя получится. Я верю, – посмотрела Жильцова последний раз мне в глаза. – Пока.
– Пока, – шепнул закрывшейся за ней двери.
Глава 19
Вошёл в квартиру после пар и сразу почувствовал запах чего-то жареного.
Значит, Катя уже дома. Тот факт, что Мульт не сходит с ума в ожидании прогулки – еще одно тому доказательство.
Хлопнул дверью. Услышав, дочка сразу выглянула из кухни и улыбнулась уголками губ.
– Привет, – произнесла она достаточно бодро.
– Привет, – натянул на губы подобие улыбки. Снял пальто, туфли, на которых едва удержался на скользком тротуаре близ подъезда. Портфель оставил на комоде в прихожей.
– Мой руки. Я уже всё разогрела.
– Разогрела? – слегка нахмурившись вошёл в кухню и увидел пищевые контейнеры. – Бабушкины подгоны?
– Ага, – ответила Катя, помешивая деревянной лопаточкой картошку в сковороде. – Там в холодильнике еще штук пять таких стоит.
– И как ты со всем этим поднялась до квартиры? – намыливал я руки над кухонной раковиной.
– Бабушка помогла. А еще она дала нам четыре сумки под мамины вещи. Сказала, что нужно собрать всё сегодня, а завтра она заберет и увезет их в какой-то центр… как его там?… кризисный, по-моему.
Руки, покрытые белой пеной, замерли. Собрать вещи? Сегодня? Такой скорости принятия решения за меня от тещи я не ожидал. Когда она давала мне время на подумать, я, всё-таки, подсознательно надеялся на то, что у меня его будет полно.
Но нет.
Решение принято. Да и сам я где-то глубоко внутри понимал, что так надо, так правильно. Но одно дело договориться об этом с самим собой и совсем другое – действовать согласно принятому решению.
– Пап! – окликнула меня Катя неожиданно громко.
– М? – отмер и смыл пену с рук.
– Я спросила: тебе чай или кофе налить? Может, молоко?
– То же, что и себе.
– Тогда чай.
Звон столовых приборов, шум чайника, скрип стульев – все эти звуки внезапно сменились абсолютным вакуумом, когда мы с дочерью оказались за столом друг напротив друга. Прокручивая в руках кружку с горячим крепким чаем, несмело поднял взгляд на Катю. Она несколько меланхолично ковыряла вилкой котлету в своей тарелке. Задумчиво посмотрела на пустой стул между нами, а затем на меня.
– Так надо, пап. Бабушка сказала, что в том центре живут женщины и даже дети, которых обижали и били их мужья, поэтому теперь им некуда идти и нечего надеть. Если бы мама была жива и узнала о них, то она
