Катарина Хагена - Вкус яблочных зёрен (ЛП)
цветок, он был не голубым, а серым и фиолетовым, и розовым, и белым, и чёрным. Кто же
всё-таки заботился о саде, пока Берта была в доме престарелых? Кто заботился о доме? Я
хотела спросить об этом у брата Миры.
У входа меня снова встретил запах яблок и прохладных камней. Я поставила сумку на
сундук и пробежала по всему коридору. Вчера мы дошли лишь до кабинета. Не заглядывая в
комнаты, я сначала открыла одну в конце коридора. Крутая лестница справа вела в комнаты
наверх, прямо вперёд вели две ступеньки вниз, за ним справа дверь в ванную, через потолок
которой однажды вечером, когда моя мама меня мыла, свалился мой дед, который хотел нас
напугать и залез на чердак. Доски были прогнившими, а дед был большим, тяжёлым
мужчиной. Он сломал себе руку и нам было запрещено кому-либо рассказывать о том, что
произошло.
Дверь в холл была закрыта. Ключ висел рядом на стене и на нём был прикреплён
маленький деревянный брусок. Я оставила его там же. Поднялась по лестнице наверх в
комнаты, в которых мы раньше спали и играли. Третья ступенька снизу скрипела ещё
громче, чем раньше или же просто весь дом стал молчаливее. А что стало с двумя
последними ступеньками сверху? Да, они всё ещё скрипят, к их концерту присоединилась и
третья снизу. Перила жалобно застонали, как только я их коснулась.
Воздух наверху был спёртым, старым, и тёплым как шерстяные одеяла, которые
хранились там в сундуках. Я открыла окна в большом зале и все четыре двери в комнаты, две
двери в проходную комнату, которая принадлежала моей матери, и двенадцать окон в пяти
спальнях. Лишь чердачное окно над лестницей я не тронула, оно было затянуто толстым
слоем паутины. Сотни пауков годами плели здесь свои сети, старые свалявшиеся сети, в
которых кроме засушенных мух, возможно, висели и трупы её бывших обитателей. Все
паутины вместе представляли собой мягкий белый материал, молочный световой фильтр,
прямоугольный и матовый. Я подумала о мягкой сетке морщин на щеках Берты. Она была
связана настолько большими петлями, что дневной свет, казалось, просвечивал через её
кожу. Берта стала с возрастом прозрачной, а дом стал непроницаемым.
— Но оба запутаны, — громко сказала я чердачному окну и паутина колыхнулась от
моего дыхания.
Здесь наверху стояли огромные старые шкафы, здесь мы играли, Розмари, Мира и я.
Мира была немного старше Розмари и на два года старше меня. Все говорили, что Мира
очень спокойная девочка, но мы так не считали. Хотя девочка мало говорила, везде, где она
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
появлялась, распространялась странное беспокойство. Не думаю, что дело было в чёрных
вещах, которые Мира всегда носила. Тогда это не было необычным. Беспокойство было
больше в её продолговатых карих глазах, в которых между радужкой и нижним веком всегда
виднелась белая полоска. И из-за чёрной полоски подводки, которую она всегда рисовала на
нижнем веке, её глаза выглядели так, как будто были перевернуты на лице. Верхнее веко
висело тяжело, почти до зрачка. В её взгляде было что-то хищное и в то же время
чувственно-томное, потому что Мира была очень красива. Со своим маленьким тёмно-
красным накрашенным ртом, с чёрным каре и подведёнными глазами, подруга выглядела как
зависимая от морфия кинодива немых фильмов; ей было лишь шестнадцать, когда я видела
её в последний раз. Розмари тоже должно было исполниться шестнадцать через несколько
дней, мне было четырнадцать.
Мира не только одевалась в чёрное, но и ела только чёрное. В саду Берты она собирала
ежевику, чёрную смородину и очень спелую вишню. Когда мы втроём устраивали пикник, то
всегда брали с собой горький шоколад или чёрный хлеб с кровяной колбасой. Мира читала
только те книги, которые обёртывала в чёрную обложку, слушала чёрную музыку и мылась
чёрным мылом, которое ей присылала тётка из Англии. В художественном классе она
отказалась рисовать акварелью и рисовала лишь тушью или углём, но делала это лучше всех,
а так как учительница рисования питала к ней слабость, то позволяла ей рисовать как та
хотела.
— Хватит и того, что мы рисуем на белой бумаге, хуже может быть только цветной
рисунок на ней! — говорила Мира пренебрежительно, но рисовала с удовольствием, что
было заметно.
— А ты принимаешь участие в чёрных мессах? — спросила тётя Харриет.
— В них нет пользы, — спокойно говорила Мира и смотрела на мою тётку из под
тяжёлых век, — хотя там тоже всё чёрное, но слишком громко и не аппетитно. Ведь они
также не состоят и в ХДС ( прим.ред. — христианско—демократический союз, политическая
партия в Германии, символом которой является чёрный цвет), — добавила она с медленной
улыбкой. Тётя Харриет рассмеялась и подала ей коробку с шоколадными пастилками "After
Eight", Мира кивнула и взяла из неё вытянутыми пальцами один чёрный пакетик.
У Миры была лишь одна страсть, одна, которая была не чёрной. Она была яркой и
изменчивой, и ослепительной — Розмари. Что стало с Мирой после смерти Розмари не знала
даже тётя Харриет. Она знала лишь то, что Мира в деревне больше не живёт.
Я встала коленями на один из сундуков и опёрлась руками на подоконник. Снаружи
трепетали листья плакучей ивы. Ветер, я почти о нём забыла из-за летней жары Фрайбурга и
за бетонными стенами университетской библиотеки. Ветер был врагом книг. В специальном
зале для старых и редких книг нельзя открывать окна. Никогда. Я представляла себе, что мог
бы сделать ветер с отдельными листочками почти трёхсот семидесятилетнего манускрипта
Якоба Бема "De signatura reru" ( прим.ред. — Об обозначении вещей, лат.яз. ) и почти снова
закрыла окно. Здесь наверху было множество книг. В каждой комнате стояло несколько, в
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
большой комнате, от которой отходили все остальные комнаты на этаже, хранилось всё, что
нельзя было хранить в подвале: всё из ткани и, конечно, книги. Я высунулась из окна и
