Джудит Гулд - Вспышка. Книга вторая
– Тем в большей безопасности будет мой отец. Сколько времени я буду отсутствовать?
– День или два. Максимум три.
– Что вы посоветуете мне взять с собой?
– Возьмите небольшой чемодан с самым необходимым. Не берите ничего лишнего и оденьтесь попроще. Это суровая земля.
Тамара кивнула, старательно глядя поверх его головы.
– А сейчас уходите… – Она торопливо подошла к двери и отворила ее. С минуту он стоял неподвижно, как бы бросая ей вызов и предлагая попробовать вышвырнуть его силой. Она ждала, чувствуя, как краска заливает ей лицо, но тоже не двигалась. Затем он изобразил губами безмолвный поцелуй и бесшумно выскользнул в коридор.
Закрыв дверь, она прислонилась к ней, чувствуя себя совершенно растерявшейся. Какое-то странное беспокойство, в котором смешались возбуждение, мука и опустошенность, завладело ею.
Тамара закрыла глаза и потрясла головой, как бы желая избавиться от образа незнакомца, но что-то подсказывало ей, что он все время будет возникать в ее сознании, как бы сильно ни пыталась стереть его и как бы далеко она ни пыталась убежать.
– Мы приближаемся к Эйн Шмона, – наконец проговорил Дэни, когда после утомительной, продолжавшейся всю ночь поездки, они преодолели особо крутой подъем. Тамара выпрямилась, стремясь разглядеть созданную, в пустыне с помощью ее отца общину. Мысленно она уже представляла ее себе. Пыльную, скудную и пустынную, вроде тех пограничных поселков, что так часто показывают в вестернах.
Но тут узкая дорога в последний раз изогнулась, огибая расщелину в неолитовых скалах, и они выехали на ровное пространство. Дальше бесплодные горы обрывались вниз в почти плоскую каменистую пустыню.
– Вот он! – проговорил Дэни, и Тамара устремила взор в направлении, куда указывал его палец. У нее захватило дух. Все сомнения, которые она когда-либо испытывала, сразу отошли в прошлое. Место даже отдаленно не напоминало пограничный поселок, созданный ее воображением. Отсюда, сверху. Эйн Шмона представлял собой ровный круг, в центре которого теснились яркие домики и откуда, как лучи, исходили полосы покрытых пышной растительностью полей самых разных оттенков зеленого цвета.
«Этого не может быть, – говорила она себе. – Это противоречит всем законам природы. Посреди пустыни просто не может существовать цветущая сельскохозяйственная община. Это мираж, или игра моего воображения, или какой-то фокус».
Но, по мере того как они подъезжали все ближе. Тамара начинала понимать, что Дэни говорил правду: в пустыню в самом деле вдохнули жизнь. Она буйно цвела.
Он высадил ее у дома, где жил отец, на самом дальнем от центра поле, засаженном салатом-латуком и зелеными бобами. Тамара обратила внимание на то, что дома здесь располагались на гораздо большем расстоянии друг от друга, чем в центре. По всей видимости, этот дом вместе с другими, стоящими по периметру общины, составлял первую линию обороны. По мере приближения к центру кибуца, защита от вражеских арабских налетов становилась все надежнее. В центре располагались школа, детский сад, клуб, лазарет и сараи для домашнего скота.
Принадлежащий отцу дом оказался непритязательным коттеджем с плоской крышей, выстроенным из розовато-белых грубо отесанных каменных блоков. Дэни распахнул перед Тамарой толстую, тяжелую дверь, которая оказалась незапертой. Сам он заходить отказался.
– Пожалуйста, подождите внутри, – сказал он, передавая ей ее небольшую сумку. – Ваш отец скоро придет.
Несмотря на царящую снаружи обжигающую жару, в доме было восхитительно прохладно, как в пещере. Толстые каменные стены служили надежной изоляцией от палящего зноя. Сквозь деревянные ставни, закрывавшие небольшие окошки, косо падали солнечные лучи, отбрасывая на пол и противоположную стену тонкие полоски света.
Здесь жил ее отец.
Какую-то долю секунды она колебалась. Затем, стараясь не обращать внимания на угрызения совести, принялась осматриваться вокруг.
С того самого момента, когда она в Калифорнии впервые увидела отца, ее не оставляло желание узнать, как он живет – с удобствами или по-спартански; каким цветам отдаст предпочтение; какие любит книги; откуда черпает силы и чему радуется. Он по-прежнему оставался для нее загадкой, и она была намерена узнать о нем все. А разве есть лучший способ узнать человека, чем исследовать его жилище?
В доме было две комнаты, и сейчас Тамара находилась в большей из них. По одну сторону от входной двери располагалась вешалка, на которой висели шляпы, по другую – небольшое, испещренное точками зеркало. Прямо над порогом висела маленькая, оправленная в серебро mezzuzah.[1]
Медленно кружа по комнате, она скользила глазами по сторонам, стараясь ничего не пропустить. Шершавые каменные стены гладко оштукатурены и затем покрыты побелкой с едва заметным оттенком бледно-розового цвета, деревянные потолочные балки также побелены, что придавало легкость низкому потолку. С центральной поперечной балки свисала высушенная виноградная лоза.
Небольшие молитвенные коврики с восточным орнаментом, разложенные в нескольких местах на вымощенном каменными плитками полу, вносили в обстановку комнаты элемент роскоши. В дальнем конце у наружной стены расположился массивный викторианский комод «под черное дерево», на котором стояло зеркало в витиеватой резной раме. По обе стороны от него возвышались шкафы, битком набитые книгами; везде, где можно, поверх аккуратных вертикальных рядов лежали книги. Тамара присела перед одним из шкафов, пробежав указательным пальцем по корешкам и читая про себя названия: «Самоэмансипация» Иуды Пинскера; «Der Judenstaat» Теодора Герцла, «Старая новая земля» тоже Герцла. Помимо них, она обнаружила потрепанный экземпляр старинного издания Ветхого Завета, несколько словарей и книги по политике на иврите, немецком, русском и английском языках.
В центре комнаты стоял круглый стол, окруженный шестью викторианскими стульями, спинки и сиденья которых были, по всей видимости, недавно обиты хлопчатобумажной тканью в сине-белую клетку. Тамара медленно обошла вокруг стола и, протянув руку, дотронулась до стоящего в центре грубо отлитого из бронзы menorah,[2] поверхность которого на ощупь оказалась прохладной и гладкой.
Тамара с особым удовольствием отмстила, что комната не лишена предметов искусства. Две расположенные друг над другом акварели с цветами украшали одну из стен, а две большие гравюры в рамах, изображавшие виды Иерусалима, висели над книжными шкафами. На столе, полках и за гранеными стеклами буфета, подобранного в стиль к стоящему рядом викторианскому комоду, были аккуратно выставлены фрагменты предметов древнего гончарного искусства и маленькие, явно античные, статуэтки, которые, по всей видимости, являлись местными археологическими находками.
Вторая дверь вела в очень маленькую спальню, в которой с трудом помещались латунная кровать и огромный крашеный шкаф. Первое, что бросилось Тамаре в глаза, была ее собственная фотография, стоящая на маленькой прикроватной тумбочке.
Чувствуя, как внутри нее разливается тепло, она подошла и взяла в руки вырезанную из журнала фотографию. На ней она была изображена со слегка надутыми губами, одной рукой прижимающей к лицу отвороты норковой шубки. Тамара сразу узнала один из рекламных снимков, которые студия обычно предоставляла представителям прессы.
И вдруг она поняла, что ей надо сделать. Она вынула фотографию из рамки и выдвинула верхний ящик тумбочки. Взяв ручку, она внизу наискосок написала: «Моему отцу с любовью от дочери Тамары».
Затем подула на чернила, чтобы они поскорее высохли. Ну вот. Так-то лучше.
Вставив фотографию в рамку и вернув ее на место, Тамара двинулась дальше. Подойдя к кровати, она наступила на молитвенный коврик. Поправляя его, почувствовала, как пол под ее ногой немного прогнулся. Нахмурясь, она присела на корточки и откинула коврик в сторону. В пол был вделан тяжелый деревянный люк с углубленной ручкой. Она протянула было руку, но внутренний голос предостерег: Какое право ты имеешь заглядывать туда? Ты и без того часто копалась в жизни других людей.
Тамара колебалась всего несколько мгновений.
Люк со скрипом поддался и с громким стуком опустился на каменный иол. Тамара наклонилась над открывшейся дырой. Люк оказался обманчиво маленьким для такой большой… Тамара задохнулась и в ужасе отпрянула. Инга была права: шпионаж никогда еще не приводил ни к чему хорошему. Там был настоящий склад оружия: темные, зловеще блестевшие пистолеты, смазанные маслом винтовки, несколько пулеметов, ящик со штыками, два ящика с динамитом.
Она захлопнула крышку люка и набросила на нее коврик. Направляясь нетвердой походкой к выходу, Тамара нервно кусала ногти. Спрятанной здесь взрывчатки с лихвой хватило бы на то, чтобы отправить ее в лучший мир, в этом она нисколько не сомневалась.
