Линдси Келк - Я люблю Нью-Йорк

Я вернулась в спальню и выглянула из окна, но перед этим замешкалась. Да, несмотря на жуткую усталость и внезапно охвативший меня страшный голод, я хотела, но просто не могла заставить себя выглянуть на улицу, чтобы вновь увидеть чужой город. Вместо этого я отправилась обратно в ванную комнату, открыла по пути ломящийся от напитков минибар и наполнила ванну, изведя целую бутылку пены. Сняв одежду, я погрузилась в воду, мечтая, чтобы кровь в висках перестала стучать хотя бы на секунду. Используя бортик как барную стойку, я смешала в стакане для чистки зубов водку за пятнадцать долларов и колу, а затем высыпала полпакета «Эм-энд-эмс» с арахисовым маслом за восемь долларов себе в рот. Прошло меньше чем двадцать четыре часа с тех пор, как я принимала душ в Соединенном Королевстве, думая о том, что мне просто необходимо уехать как можно дальше от дома. И вот я здесь. Очень далеко.

Я откинулась на спину, глубоко вдохнула и чуть опустила голову, так что концы волос намокли. Постепенно мои вздохи перешли в стоны, а стоны — во всхлипывания. Но ведь у меня есть повод для слез, разве нет? Жених изменил мне, лучшая подруга обманула, да еще и пришлось испытать унижение перед всеми друзьями и семьей. Я потянулась за «Эм-энд-эмс», быстро уничтожила их и заполировала большим глотком своего коктейля.

О чем я думала, когда поехала в Нью-Йорк совсем одна? Это не смелый поступок, скорее глупый. Здесь не было никого, кто хотел бы помочь мне, с кем можно было бы поговорить и посмотреть «Красотку», «Грязные танцы» и «Завтраку Тиффани». Нужно вытереться, позвонить маме и заказать билет домой. Теперь мое решение уехать не казалось импульсивным и смелым, оно было незрелым и трусливым — всего лишь тщательно продуманная попытка спрятаться в гостиничном номере и забыться. Я продемонстрировала свою независимость, заплатила кучу денег за ванну и пакетик конфет, теперь же пришло время посмотреть правде в глаза.

Вылезая из ванны, я накинула халат и прошлась по ковру, оставляя за собой жалкие мокрые следы. В сумке я принялась искать телефон в смутной надежде на то, что он окажется слишком старым, чтобы работать в Америке. Твою мать, великолепный прием! Я посмотрела на экран. Три сообщения. Хм-м-м. А хочу ли я их читать после одной-единственной порции водки? Заставив себя встать, я приблизилась к окну. Если уж я в самом деле готова дать обратный ход и вернуться домой, стоит по крайней мере окупить потраченные деньги и насладиться прекрасным видом. Зрелище передо мной и правда предстало великолепное: ярко светило солнце, люди бродили по парку, бежали к метро, заглядывали в магазины, тащили куда-то пакеты и сумки, сумки, сумки, сумки.

Будет довольно странно, если я вернусь домой и начну вести себя так, словно ничего не произошло, правда? Вдруг я где-то ошиблась и все обстояло не так, как я думаю? А если Марк поймет, каким был идиотом, и сделает все возможное, чтобы меня вернуть? Возможно, когда-нибудь мы сможем горько улыбнуться или даже посмеяться над нелепой ситуацией, которую создал Марк, и тем, как я на четырнадцать часов сбежала в Нью-Йорк.

— Энджел, это мама. Я хочу сказать тебе, что мне удалось заставить отель возместить стоимость моего номера, потому что я жила с тобой. Так что эти деньги вернутся на твою кредитку. — Благослови Боже мою мать за то, что она всегда думает о делах насущных. — Я говорила с Луизой, и она очень извиняется, очень... Все твердит: «О, Аннетт, я не знаю, что делать...» Что ж, этой молодой леди надо было думать раньше. Еще я побеседовала с Марком. Чем меньше сейчас говоришь о том, как надо было себя вести, тем лучше, я думаю. В любом случае позвони мне и сообщи, каким рейсом собираешься вернуться. Папа тебя встретит, твою комнату я уже прибрала. Позвони мне, когда будет возможность. Надеюсь, ты хорошо... — последовала неловкая пауза, как бывает всегда, когда мать подбирает слова, — надеюсь, у тебя все нормально. Я люблю тебя, дорогая.

— Энджел, это Луиза. Пожалуйста, перезвони мне. Уже утро воскресенья, и я знаю, что ты действительно злишься и все такое, но... я честно прошу прощения. И я не знала, что делать, и, Господи Боже, я не могу говорить об этом по телефону. Я такая отстойная подруга. — Это чистая правда, подумала я. В ее голосе слышалось расстройство, но меня это абсолютно не трогало. — Я говорила с твоей мамой, это было просто ужасно, она не кричала на меня так с тех пор, как я привела тебя домой пьяной с вечеринки у Тима в шестом классе[1]... О да, у Тима сломана рука, но он придет в норму через пару недель. Перелом несерьезный. Э-э-э, позвони мне, ладно?

Я решила, что она может помучиться еще немного.

— Привет, это я, — начал он. Я положила руку на стекло и принялась смотреть на людей на улице. — Мне нужно было позвонить и что-то сказать. — Даже отсюда, с одиннадцатого этажа, я видела, как люди выходят из «Старбакса» с огромными ведерками кофе. Сейчас кофе пришелся бы как нельзя кстати. Кофе или «Самбука»[2]. — Мне очень стыдно за то, что произошло. С моей стороны это было невероятно глупо, и бессердечно, и, конечно, просто ужасно. — Вокруг площади столько магазинов. Мне, несомненно, стало бы лучше после шопинга. — Мне следовало сказать тебе о том, что происходит. — Хотя кондиционер в номере работал почти на полную мощность, я ощущала, как палит солнце, освещая всех этих прекрасных людей в коротких шортах и симпатичных футболках. — Я с Кэти, что же... Я должен был сказать тебе, что это серьезно. — Столько людей сновало туда-сюда. — Думаю, нам необходимо спокойно поговорить обо всем — об ипотеке и так далее, то есть ты не можешь просто исчезнуть, Энджел. — Я видела белок, мелькающих то тут, то там в листве деревьев. — Твоя мама сказала, что ты вроде бы в Нью-Йорке. Не знаю, правда ли это, но ты можешь мне позвонить? Да, я облажался, но ты должна мне позвонить, ты не можешь просто скрыться. Я не вернусь в этот дом. Я пока останусь с... Да, я не вернусь в этот дом, пока мы не поговорим. — Я заметила вход в метро за деревьями. Ух ты, метро! — Нужно обсудить, как мы будем действовать дальше. Я в самом деле люблю тебя, Энджел, но я просто больше не чувствую влюбленности. Как бы там ни было, позвони мне.

Я прижалась лбом к стеклу и «повесила» трубку. Хорошо же он пытается меня вернуть. Если для меня произошедшее явилось страшным потрясением, то он, скорее, испытал облегчение. Черт! И что мне теперь делать? Я не могу всю жизнь оставаться с мамой, а теперь я не могу еще и доверять друзьям. Я даже не могу с головой уйти в работу. Я внештатник и сейчас не так сильно загружена. Я глубоко вдохнула и отстранилась от окна, все еще касаясь стекла кончиками пальцев, когда решила набрать номер Марка.