Наталья Сафронова - Лабиринты любви

— Гоша, это только сегодня, а завтра все будет по-другому. Ты выспишься, похмелишься, и все будет хорошо. Мы пошли. Пока! — с дружеской теплотой попытался успокоить его Толик.

— Пока. Я тоже иду, — ему не хотелось оставаться одному.

— Ну, догоняй, — почувствовав это, заторопилась Ольга.

… — Твердов Георгий Владимирович, вам изменена мера пресечения на подписку о невыезде. Распишитесь. Экспертиза показала, что место убийства и место, где было обнаружено тело, не совпадают. Теперь вы проходите по делу как свидетель, — не поднимая глаз от бумаги, монотонным голосом прочитал мне следователь, когда меня в очередной раз привели на допрос. — Но это до тех пор, пока у тебя хватит благоразумия, парень. Один сигнал, и я верну дело на доследование. И благодари того, кто на экспертизе настоял. Иди, лечи нос, а то девушки любить не будут, — добавил он со значением и велел расписаться.

— Леночка, скажите, мужчину с таким носом могут любить девушки? — на выходе Твердову встретилась улыбчивая администратор Гиниша, его самого что-то не было видно.

— Вы имеете в виду цвет? — удачно сострила она, продемонстрировав, что обладает, кроме улыбки, и другими достоинствами, хотя он так до сих пор и не определился: ум женщины следует считать достоинством или недостатком?

— Нет, форму, — парировал Гоша.

— Она прекрасна, с чуть заметной горбинкой, — любезно похвалила его давно уже заживший нос Леночка.

— Вызовите мне такси. Я хочу доказательств, — попросил он ее.

— Добрый вечер. Куда едем? — когда Твердов вышел на улицу, машина уже стояла.

— На Песчаную, там покажу. Нет, кажется, следующий дом. Да, вот здесь. Подождать можешь? — спросил он шофера.

— Сколько? — несколько двусмысленно поинтересовался водитель такси.

— Может, две минуты, может, двадцать. Вот, возьми, — Твердов не знал, зачем он снова приехал, а уж на сколько — тем более.

— Ладно, жду, — отозвался шофер, забирая деньги.

— Так, этаж второй, помню, дверь справа, окна на подъезд. Да, а сколько времени? Нормально, пол-одиннадцатого. Хватит бубнить под дверью, пришел — звони. А вдруг она откроет дверь? — то ли от выпитого, то ли от волнения говорил он сам с собой.

— Кто там? — раздался ровный мужской голос из-за двери.

— Старый знакомый Элеоноры, — Твердов не знал, как представиться. Дверь открылась. На пороге стоял ее отец. Они, хоть и виделись всего один раз, тогда около института, но Твердов узнал его сразу. Круглое лицо чуть раздалось и обвисло, коротко стриженные волосы поседели, но светлые глаза из-под клочковатых бровей смотрели по-прежнему жестко. — Добрый вечер. Помните меня? Я — Гоша, — проговорил он, потому что во взгляде мужчины ничего не отразилось.

— Нет. Что нужно? — ровным голосом спросил он.

— Я хотел увидеть Элю. Она дома? — наконец-то Твердов сам понял чего, собственно, хочет. Нестерпимо, мучительно хочет весь сегодняшний вечер, начиная с того дурацкого вопроса Кисы про роковую любовь.

— Нет, — голос по-прежнему спокоен.

— А где она? — у него вдруг мелькнула надежда, что на этот раз с ним можно договориться по-человечески.

— С какой стати я буду что-то рассказывать незнакомому человеку? — произнес мужчина прежним ровным тоном.

— Давайте познакомимся. Твердов Георгий Владимирович. Вот моя визитка. Передайте Эле и скажите, что я искал ее, — он вынул из бумажника визитку и протянул мужчине.

— Храбрый стал за эти годы? — Тон мужчины изменился. Видимо, все-таки вышел из равновесия.

— Да нет, просто за давностью уже бояться нечего. А вы машинку-то сменили или все та же «МОК-35-75»? — Твердова начала бить нервная дрожь. Раньше он даже не подозревал, что так его ненавидит.

— Ступай, парень. А то милицию вызову, — должно быть, услышал в голосе визитера угрозу и струхнул.

— Опять? — он сделал шаг к нему.

— А что, раз в десять лет — не так уж часто, — хмыкнул мужчина.

— Скажите, где Эля, что с ней? — Твердову не нужен был он, ему была нужна она.

— Уходи, — ее отец отступил, вошел в квартиру и закрыл дверь у него перед носом.

— Ну не две минуты, но и не двадцать. Минут за десять управились. А что это вам из окна чуть не на голову свалилось? Я сначала думал: кирпич, — оживленно болтал шофер, пока Твердов усаживался в машину.

— Просвистело рядом, промахнулся, старый хрыч. Пакет тяжелый, похоже на книги. Свет в салоне включи и двигай потихоньку отсюда. Тетрадки какие-то старые, моя визитка. Не пойму. Давай в «Голден-Палас». Посмотрим, чья возьмет, — скомандовал он, решив, что если сегодня в любви не везет, то в карты должно повезти обязательно.

… — Уходи, — сказал я и захлопнул дверь. Потом собрал со стола все тетради, сунул их в пакет, туда же положил его визитку и подошел к окну.

Он появился не сразу, видно, постоял еще под дверью. Только бы не попасть. Испугался, с опаской, но взял. Рванул к машине. Слабак. «Вы меня не помните?» Прибежал, как по повестке. А может, действительно почувствовал, что ему пришла посылка? Если так, значит, любил. Но все равно слабак против нее. Элька у нас телом в мать, душой в меня, как оказалось. Эх, Людмила, что ж ты с нами сделала? Или это я сам? Я же всегда все сам решал и сам делал с того лета перед выпускным классом.

Тогда моя мама впервые вышла замуж. Она выбрала чужого дядьку, и мне надо было уйти. Но куда? Я решил поступать в военное училище. Конечно, хотелось в военно-морское на штурмана, но в военкомате сказали, что не прохожу по зрению. Еще в Ленинграде, где жила моя двоюродная тетка, можно было пойти в артиллерийское, строительное и связи. Я решил, что артиллерийское — это очень шумно, в строительном — грязно, а связь — то, что надо, и в будущем работа спокойная. Весь год зубрил физику с математикой и ничего, прошел безо всякого блата. Ушел из дома в казарму. А там жизнь хоть и общая, но у каждого своя. Кто по партийно-комсомольской линии наяривал, кто по девочкам и самоволкам, кто картишками увлекался, кто самодеятельностью. Но были и такие, которые рвались к учебе. Их паяльниками называли, за то, что вечно в лабораториях со схемами возились, во всех карманах — детали разные. Я ни на что особенно не отвлекался. Мне необходимо было хорошо распределиться, а для этого нужен был красный диплом или близкий к тому. Спецпредметы мне не нравились. Но выучить их можно. История партии мне тоже не нравилась, но там и учиться нечему. Ко второму курсу я свою методику выработал. Читаю материал по билету, потом выхожу покурить, возвращаюсь, пишу конспект по памяти. Проверяю, исправляю, берусь за следующий. Через каждые пять билетов самоконтроль. Самоконтроль стал моим любимым развлечением, вроде я тут чужой и надо маскироваться под своего. В училище я и вправду чувствовал себя чужим. Да и был чужим. Ребята увлекались, дружили, ссорились, влюблялись, а я все рассчитывал, прикидывал, осторожничал. Закончил так, что взяли служить в Москву, поставили в очередь на квартиру, намекнули, что если женюсь, то, может, и отдельную дадут.