Вечерний час - Людмила Семенова
— У нее и дома дел много, матери надо помогать, а не по улицам болтаться, — возразил Хиллар и сурово посмотрел на сестру, которая совсем сжалась и ссутулилась.
— Слушай, не будь таким занудой! Ничего не случится, если она ненадолго составит нам компанию, зато я получше с вами познакомлюсь. Мне же это для работы нужно, — заметил Паша и коснулся плеча чернокожего мальчишки. Тот с неохотой уступил и обрадованная Амади накинула поверх платья нарядную узорную шаль.
Втроем они побродили по окрестностям, увидели самые живописные уголки, по которым сновали старые автомобили и торговцы с телегами и корзинами. Амади смотрела по сторонам так же увлеченно, как Паша, но остерегалась вмешиваться в разговор, чтобы не получить очередной упрек от брата.
— А вот здесь наша школа, Пол, — сказал Хиллар. Паша уже видел эту постройку из окна автобуса, но вблизи она выглядела еще ярче. Одноэтажное, но очень длинное здание было окрашено в желтый цвет и расписано грубыми, любительскими, но очень затейливыми фресками, а вдоль фасада кто-то расставил разноцветные пластиковые стулья.
Единственное, что не нравилось Паше, — это запах паленого, который продолжал противно щипать ноздри, и даже резкие ароматы специй на уличном базаре не могли его перебить. Он спросил об этом и у Хиллара, и тот спокойно ответил:
— Ах это? Так по ту сторону леса обитает одно племя скотоводов, мы с ними не особенно ладим. Они часто разжигают костры прямо в лесу, там же стряпают на огне, проводят какие-то собственные ритуалы, и мы стараемся их не трогать. Мы тут все мирные, а у них есть оружие, так что ты в лес лишний раз не ходи. Белому там совсем не рады, уж поверь, разве что его деньгам и одежде.
— И у вас все время так пахнет?
— Ну да, как-то привыкли. Я же говорю, что лишний раз на рожон лезть?
— Слушай, но постоянная гарь — это же вредно для здоровья, — рассудительно заметил Паша.
— Да чего ты завелся-то, Пол? — сказал Хиллар и добродушно хлопнул его по плечу. — Посмотри на нас, мы что, на больных похожи? Ты сам вон прозрачный какой-то, даже для белого, тебя еще откармливать надо! Через неделю вот в Дыре-Дауа большой праздник, мы там всегда веселимся и наедаемся. Поедешь с нами?
Услышав про Дыре-Дауа, Паша вновь ощутил успевшее схлынуть чувство тревоги и приятного напряжения и сказал после секундного раздумья:
— Слушай, поеду, конечно! Что же, сидеть в четырех стенах, когда тут столько интересного?
— В точку! — кивнул Хиллар. — И красивых девчонок, скажу по секрету, там много! Я тебе еще вот что хотел сказать, на всякий случай...
Он отвел Пашу чуть поодаль от сестры и тихо произнес:
— Ты Амади к себе близко не подпускай, договорились? Чтобы не вышло чего-нибудь...
— Да ты о чем вообще, Хил? — изумился Паша. — Я ничего такого и не думал, и вообще она еще маленькая.
— Ну, для тебя, может, и маленькая, раз ты сам до сих пор не женат, а по нашему счету уже самое то, — возразил Хиллар. — Да еще книжек всяких начиталась, мечтает о прекрасном принце, как и многие наши девчонки. Они считают, что если выйти за иностранца, то можно до конца жизни ничего не делать. Так что если она тебе начнет глазки строить, ты ее как-нибудь одергивай, ладно?
— Ну и рассуждения у тебя, будто ты ей и не брат, а отец, и лет тебе уже за сорок, — заметил Паша. — Но ты не волнуйся, я сюда совершенно не ради этого приехал.
— А ты чего хотел, нам всегда приходится быть и за брата, и за отца, на всякий случай, — вздохнул молодой эфиоп. — Ладно, поживешь тут и поймешь.
Паша не стал спорить, поразмыслив, что так же тревожился бы за своих сестер, а вскоре заметил, что опасения этого парня были не напрасны. К вечеру, когда возвратился с работы отец семейства Мехар (он тоже владел английским, хоть и не так бойко, как сын), хозяйка подала ужин. Амади держалась тихо и сидела на расстоянии, но Паша чувствовал, что ее глаза неотступно следят именно за ним. Однако он подумал, что девушка, воспитанная в строгих традициях, вряд ли позволит себе какие-то вольности, а сам, конечно, не намеревался ее в этом поощрять. Впрочем, трапеза ему понравилась, несмотря на скромное меню из овощного рагу, инджеры, меда и сухофруктов: темные и белозубые лица хозяев излучали спокойствие и уют, к тому же все это напоминало Паше об отце.
Вскоре после ужина настала пора ложиться спать, да и нечем было особо заняться: хозяева экономили электричество, так что почитать Паша мог бы только при дневном свете. Но он успел днем подготовиться к завтрашней работе и спокойно улегся на свою постель. На ум почему-то снова пришли мысли о Тэе, он невольно коснулся свернутого холста, лежащего среди его вещей, а вскоре его окутал сон, в который лишь изредка зловещей волной врывались лесные запахи.
Глава 3
На следующее утро Паша, взбодрившись крепким кофе, который собственноручно сварила хозяйка, впервые приступил к обязанностям. Ему предстояло вести факультативные занятия по английской литературе, к которым допускались лишь образцовые школьники. В школе он увидел несколько комнат, где занимались ребята помладше, — там беспрестанно стоял шум и гам, помещение с громоздким телевизором древней марки, библиотеку и довольно чистую столовую. Затем ему показали класс, отведенный для его занятий. На стене висела старая затертая грифельная доска, а также распорядок дня на амхарском и английском, карта Великобритании и несколько ярких тематических плакатов. Обстановка напоминала классы в российской провинции, только парты выглядели более старыми и приземистыми.
Когда собрались ребята, Паша сразу сообразил, насколько же им неудобно втискиваться в такие парты: почти все как на подбор были рослыми и крепко сложенными. Хиллар устроился в первом ряду и ободряюще подмигнул Паше.
Кое-кто встретил молодого учителя смешками и ухмылками, однако Пашу это не смутило. Ему вообще чудилось что-то неуловимо знакомое и родное в этих местах, и он не сомневался, что быстро сориентируется. Поскольку студентам дали некоторую свободу в составлении программы, он выбрал собрание авторов из США и Англии под названием «Жажда человечности» — эту книгу когда-то подарила ему мать. С нее началось знакомство Паши с творчеством таких классиков, как Эрскин
