Развод. Мать-одиночка (СИ) - Сати Стоун
Пока я разуваюсь, Ника уже чапает в гостиную, где прямо посреди комнаты из тумбы со встроенным электрическим камином выдвигается огромная плазма. Жена в белом халате заваливается с ногами на диван и включает какое-то дебильное ток-шоу.
Ноги у неё, конечно, отпад. И руки, и все остальные части тела. Даже имя у неё — Вероника — как бы это сказать… сексуальное что ли?..
Первые два месяца нашего знакомства у меня такое помешательство в голове случилось, что я вообще с неё слезать не хотел. Крышу мне сорвало конкретно. Никогда подобного не было. Как в каких-нибудь дрянных романчиках: увидел и понял — хочу. Всё.
Дальше — туман и убийственное опьянение без всяких там спиртов. Мне одной Ники хватало. Слышал, это называется эндорфиновой ловушкой. Ну, стало быть, моя ловушка сработала безотказно.
Но два года спустя я вдруг обнаружил, что магия уже не действует. Ника всё также охренительно красива, мы живём в шикарной квартире с шикарным видом, деньги, пусть и падают с неба, как думает Ника, но их более чем достаточно на все Никины хотелки. А вот я больше ничего не чувствую к жене.
Ровным счётом ничего.
— Как дела? — в стандартном формате интересуется жена.
На самом деле, она не хочет знать, как мои дела. Её устроит вообще любой ответ, потому что Ника его не услышит.
— Нормально. Подаю на банкротство, — решаю немного поглумиться я.
Но финт не удаётся.
— Круто! — кивает жена, не открываясь от телевизора.
Попутно она смазывает сто пятьдесят восьмым чудо-кремом свои безупречные руки.
Подхожу к трёхсекционному холодильнику размером со шкаф-купе. Открываю — пусто. Во втором отсеке примерно та же хрень, только ещё какие-то йогурты стоят. Меня от такого воротит. Третья секция также ничем не радует.
— У нас вообще никакой еды нет?
— Чего говоришь? — не сразу откликается Ника.
— Ужин, — поясняю я.
— Хочешь поужинать в ресторане? — оживляется жена.
— Я хочу поужинать дома.
— А-а, — она отворачивается. — Ну, закажи что-нибудь в доставке.
С силой грохаю дверцей. Ника даже чуточку не реагирует. У неё же там очень интересная передача идёт: про каких-то чужих людей, о которых Ника нифига не знает, но переживает за них так, будто это они — её семья.
Порывшись в шкафах, нахожу какие-то хлебцы и молча грызу. Смотрю в окно.
Да, вид отменный… А всё остальное в этом доме — паршиво.
— Ты чего там застыл? — спрашивает Ника.
— Ем, — не поворачиваясь к ней, продолжаю рассматривать городскую панораму.
— Дамирчик, — жена придаёт голосу сладкий оттенок, — а может, всё-таки в рестик смотаемся? Я нашла такой обалденный новый стейк-хаус!
— Ты не любишь стейки.
— Зато ты любишь! А там, в этом рестике куча всяких звёзд тусит! Может, кого-нибудь встретим! М?
— Я не хочу.
Ника надувает и без того раздутые ботоксом губы.
— А чего ты хочешь?
Я, наконец, поворачиваюсь. С минуту гляжу ей в глаза.
Даже в этой уродской маске, с полотенцем на голове и в обычном халате моя жена неимоверно, просто бессовестно красива.
— Честно? — задаю ей вопрос.
— Ну, конечно, честно, — игриво улыбается Ника.
— Развестись.
Глава 7. Ирина
Резко вскидываю голову и до предела распахиваю глаза.
— Мам?..
Скашиваюсь в сторону — Яся стоит в обнимку с тряпичной куклой в одной флисовой пижамке. Взгляд автоматически бросается к её ножкам.
— Ты почему без тапочек? — начинаю немедленно волноваться, хоть и чувствую, как трудно мне даётся каждое выговариваемое слово.
— Я проснулась, а тебя нет, — объясняет доченька. — И испугалась…
— Детка… — выдыхаю я и подхватываю Ясю с пола, усаживаю к себе на колени. — Ну, куда же я могла подеваться? Я тут, работаю…
Всё ещё сонными глазами смотрю в ноутбук, который уже погас, когда я заснула прямо лицом на клавиатуре. Быстро проверяю, что файл, над которым я трудилась полночи, уцелел.
Фух… Слава богу.
Правда, я так и не успела закончить перевод статьи. За эту работу неплохо платят. Но, увы, подкидывают мне такое редко, и полагаться на эти заработки никак нельзя.
А ещё никак нельзя немного растянуть сроки. Если мне приходит задание на перевод текста, то обычный срок — «вчера». Так что единственное время, чтобы успеть выполнить задание, — ночь. Как только Яся начинает посапывать, я словно воришка крадусь к компьютеру и печатаю до утра.
Ну, вот, утро уже не за горами, а я и не выспалась, и не закончила работу.
— Давай я тебя уложу, солнышко, — несу доченьку обратно в кровать. — Ты закрывай глазки и считай овечек.
— Мне надоели овечки.
— Ну, тогда зайчиков. Представляй, как они перепрыгивают через забор, и считай. Помнишь счёт?
Яся послушно начинает твердить:
— Один, два, три…
— Вот так, да. Только с закрытыми глазками.
Она зажмуривается и продолжает считать.
Я научила Есению цифрам от одного до двадцати, и ей кажется, что это какие-то невозможно огромные числа. Она любит учиться чему-то новому. Английский ей тоже нравится. Кто знает, может, именно Ясе суждено осуществить мою детскую мечту стать переводчицей и повидать весь свет.
Очень ей этого желаю. Но, чтобы хоть какие-то её мечты сбылись, мне нужно вернуться к переводу.
Как только Ясенька начинает посапывать, я возвращаюсь к столу, остервенело тру глаза, чтобы хоть немного очнуться, и максимально сосредотачиваюсь на тексте.
«Надо, Ира. Надо», — заставляю сама себя и приступаю к печати.
Через два часа, с горем пополам выстрадав английскую статью, иду поднимать Ясю. Дальше следуют обычные утренние приготовления в сад. Хорошо, что моя девочка не из тех, кто любит себе выторговать «ещё пять минуточек» сна. Она удивительным образом как-то понимает, что на подобные штуки у меня нет ни времени, ни сил.
Завтракаем, одеваемся, вылетаем из комнаты.
— Доброе утро, — на автомате здороваюсь с взлохмаченной тётушкой Зиной из правой соседней комнаты.
Её внешний вид ничем не потрясает меня. Я и сама выгляжу немногим лучше.
— Доброе утро, — цедит соседка. — А вы не будете так любезны не звенеть по ночам посудой?
Краснею до кончиков ушей. Я действительно ночью делала себе кофе, чтобы чуть взбодриться. Наверное, тётя Зина это и услышала.
— Извините, — бормочу под нос. — Я постараюсь потише.
— Да уж, соизвольте, — она глубоко затягивается гадкой чадящей сигаретой и выдыхает дым прямо нас с Ясей.
Тут я полностью бессильна: в своей комнате каждый жилец волен заниматься чем угодно. А соседка стоит на пороге своей комнаты.
— Хорошего дня, — бросаю на ходу и быстро выхожу прочь из квартиры.
В садике в очередной раз выгребаю за то, что
