Первый/последний - Тори Ру
«...Классно выглядишь, золотце. Очень удачный аксессуар...»
Дергаюсь и рефлекторно поправляю край шелкового шарфика — он и сейчас на мне. Тот же самый...
Контакт с Владом прерван, зрение в панике цепляется за его изящное запястье, и звериный ужас ослабляет хватку. В его жесте-сердечке, адресованном мне со сцены, не было ничего зловещего. Только флирт, позитив и лучи добра.
В солнечном сплетении разливается нежное трепетное тепло...
Все же алкоголь — весьма странная штука, он развязывает руки мечтам, и я вдруг отчетливо представляю, каким умопомрачительным мог бы быть наш роман. Если бы Влад предложил, я бы, не раздумывая, согласилась даже на мимолетную интрижку.
Пышногрудая девушка снова вручает Владу пиво, но Кнопка, до этого безучастно втыкавшая в окно, внезапно взвивается:
— Влад, тебе хватит! Ты же собираешься ночевать дома... — Она пытается забрать у него стакан, но тот отмахивается и неожиданно резко огрызается:
— Дин, не лечи! Это не твое дело!
Девки хихикают, Денис красноречиво зыркает на своего дружка.
— Придурок! — выплевывает Кнопка и нервно откидывается на спинку сиденья. А я вдруг перехватываю ее взгляд — разочарованный и безнадежно, на грани отчаяния, влюбленный.
На мгновение зависаю, и осознание выхолаживает грудную клетку ледяным сквозняком.
Он дорог ей... Не как друг.
Закусываю губу и отворачиваюсь. Поперек горла встает горькая, приправленная досадой, вина.
Снаружи, у развалин промзоны, протянулась та самая бетонная стена с граффити и орущими от боли фразами: «Давай, расскажи Богу о своих планах».
Шрам нестерпимо зудит под шарфом. Шрам, который все равно помешал бы интрижке...
Все, чего я сейчас желаю — намазать его кремом, принять душ и, обмотав полотенцем волосы, залезть под мягкий плед. Позвонить маме и удостовериться, что она в порядке. Почитать пару глав новой книги и до утра забыться сном...
— Останови! — выкрикиваю я, и красноволосый, испуганно оглянувшись, давит на тормоз. — Мне нужно домой. Кажется, я не выключила утюг!
— Гребаный ПТСР — удрученно вздыхает Кнопка, и в осоловелых глазах придурка Владика вдруг возникает пристальный настороженный интерес. — Отсюда на пятом автобусе. Точно доберешься до места?
— Все будет окей, — заверяю подругу и, надавив плечом на дверь, вываливаюсь в прохладную ночь.
Посреди запустения торчит ярко освещенная остановка, под фонарем в ожидании общественного транспорта толпится народ. Ума не приложу, откуда тут эти люди, но тоже встаю под пластиковый козырек и мучительно всматриваюсь в номера на табло.
Бесспорная заслуга Кости лишь в одном — он научил меня легко отказываться от того, что в моменте казалось важным. И сейчас нет причин о чем-то сожалеть.
Этот ангел в грязной футболке... показал мне всего лишь иллюзию свободы, потому что сам ни черта о ней не знает.
Неприкаянный дурачок, не замечающий ничьих чувств.
***
Глава 6. Влад
Сначала включается навязчивая тревога, потом — мутный стыд, ломота в мышцах и желание сдохнуть.
Голова раскалывается. Болит все тело, губы потрескались из-за жесточайшего сушняка. От шелковой простыни исходит прохлада, опостылевший запах лаванды провоцирует тошноту.
Разлепляю веки и с трудом фокусируюсь на предметах.
Белый ажурный комод с частоколом пузырьков и флаконов, венский стул, торчащие из шкафа кружева...
— Твою мать...
За окнами пасмурно, но отраженный зеркалом тусклый свет совершенно невыносим.
В дверном проеме появляется Анжела.
— Очнулся, герой? Вставай, кофе готов.
На ней узкая юбка, лифчик, и больше ни черта нет. Когда-нибудь от ненормальности происходящего моя башка взорвется.
— Почему я тут? — хриплю, как старая половица, и Энджи усмехается:
— Я прислала за тобой такси. Ты дома.
— А предпочел бы проснуться в аду.
Она права — формально каждая комната этой просторной квартиры продолжает оставаться моим домом, за что я по гроб жизни должен быть благодарен Анжеле. Но я — существо подлое и не помнящее добра, — при любом удобном случае сваливаю к друзьям или к деду — в грязную коммуналку.
Дед пьет как не в себя и давно уверовал, что является самым настоящим князем. И если бы Энджи не оформила на меня опеку после того, как отец пораскинул мозгами в своем джипе, я бы непременно загремел в приют.
— Завязывай бухать, мой родной... — матушка набрасывает на плечи алую блузку и медленно, со смакованием, до ключиц застегивает мелкие пуговицы.
— Ты тоже, — от души советую я. — Иначе начнешь гонять чертей, как Князь, и больше не сможешь быть лицом своих салонов...
— А ты, кто ты там... танцор гоу-гоу... много понимаешь в этой жизни, да? — сегодня она умиротворена, и привычного потока оскорблений не следует.
— Благодаря тебе я понял все. Спасибо, мамочка.
Хмыкнув, Анжела выпархивает на кухню, и оттуда доносится аромат свежесваренного кофе — единственного, что сейчас способен принять мой убитый организм.
Приподнимаюсь на локтях, взлохмачиваю волосы на макушке, матерюсь... И падаю обратно.
Повторная попытка борьбы с гравитацией оказывается более успешной — принимаю вертикальное положение, натягиваю заботливо оставленную Анжелой футболку и, шатаясь, подхожу к зеркалу.
Там обретается иссиня-бледный, смахивающий на зомби чувак: растрепанные патлы, больше похожие на гнездо, дурные глаза оттенка воды из придорожной лужи и такого же цвета круги под ними — наркоманские, хотя я упарывался лишь раз в жизни и тогда едва не склеил ласты.
Вчерашний вечер маячит на задворках подсознания размытым пятном, но почитать сообщения от ребят и освежить память не получается — экран телефона напополам рассечен глубокой трещиной, сенсор не реагирует на прикосновения.
Эпичное падение — единственное, что я помню четко. На ребрах темнеет нехилый синяк.
Тащусь к себе и достаю из тумбочки коробку с айфоном — подарком Энджи к Новому году. Пароли от мобильного банка и нашего паблика надежно сохранены у меня на подкорке, но в чаты войти не удается даже после десятой введенной комбинации знаков и цифр.
Энджи незаметно подкрадывается со спины, обхватывает меня за пояс, запускает холодные ладони под футболку и плавно, но настойчиво поглаживает.
Разворачиваюсь к ней и, превозмогая острейшее омерзение, цежу сквозь зубы:
— Я бы все отдал, чтобы тебя посадили.
Она безмятежно улыбается и воркует:
— Уймись, Владик. Иначе посадят тебя.
Я не в состоянии оценить ее юмор и не выкупаю прикола, и она прищуривает зеленые, подведенные идеальными стрелками глаза:
— Соболев вызывает. Да. Прямо в воскресенье. Что же ты опять натворил, паршивый шакал?
***
Безучастно пялюсь
