Не обещай (СИ) - Фло Ренцен
Во-вторых, вызвать фирму, чтобы отремонтировать панно из-за короны оказывается нереально сложно. Решаю починить панно своими силами и имею неосторожность проболтаться об этом маме. Мама незамедлительно подключает папу, а папа с уверенностью говорит, что тут не обойтись без сварки. Договариваюсь на стройке, мне ненадолго дают сварку и даже подвозят прямо ко мне на работу. Сообщаю папе, что сварку достала, варить можно хоть сейчас, да и желательно сейчас, потому что держать мне ее на работе особо негде, а на стройке она нужна.
Папа говорит, что я молодец, но…
— …варить он не будет.
— Как — не будет? — сокрушается по телефону мама. — Не умеет?
— Он не уточнял, — говорю ей, пробираясь к лифту со сваркой и люстрой. — Сказал просто, что не будет. Не успеет подъехать.
— Кати, давай помогу, — увязывается за нами Йонас.
— Давай.
— Ты куда, моя сладкая… — жалобно тянет нам вслед Рози.
Я обещала пообедать с ней сегодня в Тандури Кинге и киваю без дальнейших пояснений:
— Я не забыла. Из дома подъеду.
— Кати, а…
А вот Мартин, кажется, забыл.
— Да, все правильно, — киваю и ему, — у меня отгул сегодня…
— Как — отгул? Там Йеноптик…
Да не разродится он так быстро, твой Йеноптик. Не сегодня, по крайней мере…
Шефу этого, однако, не поясняю — разворачиваюсь на ходу, взмахиваю у него перед носом накладной на люстру, лукаво улыбаюсь и иду догонять Йонаса.
Йонас грузит в мини нас — меня, сварку и люстру — и предлагает:
— Поехать с тобой?
— Только если ты варить умеешь.
Он не умеет и не успевает вовремя сориентироваться и сбрехать, что умеет.
***
На самом деле возле дома меня поджидает Миха.
Я обмолвилась ему про намечающийся «крупный ремонт», он и вызвался приехать — условно, чтобы хотя бы попытаться помочь мне заняться люстрой.
От ощущения чего-то, похожего на признательность, позволяю этому самому помоганию начаться с секса, который у нас с ним потихоньку превратился в дежурный.
Черт его знает, Миху, чего он ищет у меня. Вернее, он не из тех, что заморачиваются с долгими поисками, а значит, нашел уже.
Что нашел? Было бы интересно, я бы давно спросила, но мне неинтересно. Я не копаю насчет этих его «скучал» и не ворошу воспоминаний про Аргентину. По-моему, всем нам просто холодно, вон, в Берлине то и дело люди замерзают. Вот и мы с ним ищем, где погреться.
Я даже предоставляю для обоюдного согревания собственное жилище и себя в придачу. Я согреваюсь и согреваю. Мне хватает до следующего раза, которого не жду, но который наступает как раз тогда, когда наступает и это оказывается вовремя. И никакого привыкания.
Миха чуток в постели. Чуткость его проявляется в том, что во время секса он больше не произносит лишних слов и не задает лишних вопросов. После — тоже. Да и к чему, если, к примеру, разъяснил он уже вопрос с контрацепцией? Больше и спрашивать-то не о чем. А я, оказывается, люблю, когда не нужно ничего объяснять и привыкать тоже не нужно. Наверно, поэтому не гоню его.
Но сегодня Миха удивляет меня.
Спальня, подготовленная мной к «работам», временно недоступна. Мы с ним в кресле в гостиной. Он на мне и во мне и только что дал мне кончить. Когда изливается сейчас в меня, неожиданно глухо бормочет мне в макушку:
— Жаль…
Затем смотрит мне в глаза и, будто не удержавшись, страстно целует мой рот, пока во мне не отпульсировали еще его разрядки.
Хотел спровоцировать переспросы — не дождется: я его к себе не тянула и не буду спрашивать, чего ему жаль.
Моюсь в душе, не закрываясь по привычке, а Миха, не стесняясь, заходит ко мне в ванную и тоже возится у раковины. Ему несвойственна чрезмерная нерешительность, вот он и спокойно открывает шкафчик, вытаскивает коробок с контрацептивами и словно показывает его мне, вглядываясь в меня сквозь запотевшую стеклянную дверцу.
Этого, что ли, ему жаль?
«Маловероятно».
Стараюсь максимально красноречиво изобразить это слово, эту мысль у себя на лице, пока по мне стекают горячие дождики. С наслаждением согреваюсь под душем, предвкушая обед с Рози у индуса.
Миха ставит коробок на место и еще некоторое время наблюдает за мной, затем подает полотенце. Когда я вытираюсь, даже делает мне навстречу полу-движение рукой, будто предлагает вытереть спину. Не игнорирую его, но спину вытираю сама.
Замечаю, что Миха не рвется вешать люстру, но этого и следовало ожидать.
Где-то раздается вой сирены, и мы с ним подходим к окну.
Час дня. За окном в морозно-мутной пелене мерцает тусклое подобие солнца. Мы вглядываемся в эту пелену, словно пытаемся просмотреть в ней окошко, а в нем — красную машину скорой помощи.
— Пообедаем?
Когда-то я должна была бы расценить подобное Михино обращение ко мне, как просьбу приготовить обед. Или разогреть.
— Я распланирована, — спокойно отказываюсь теперь. Что может, «в следующий раз», не прибавляю.
Внезапно Миха поворачивается ко мне и говорит:
— Запорол тогда — простишь?
Глаза его пытливо вглядываются в меня. Ему нужно знать ответ, чтобы от него плясал его дальнейший план действий.
Пожимаю плечами. Чего прощать?
— Простила.
Кажется. Отогнала тогда все мысли, так было легче. Ведь это не он виноват, что… скинула тогда. А что изменил, уже давно затерлось. Теперь он ей со мной изменил — ну и что? Изменит и она ему когда-нибудь. Коллективная измена.
Да, кажется, простила. Не знаю. Не задумывалась над этим, наоборот — отгоняла, забивала.
Но ему не
