Сьюзен Филлипс - Итальянские каникулы
Кто-то столкнулся с ней, и она подскочила от неожиданности. Людской поток заметно поредел, и Изабел, отменная жительница Нью-Йорка, уже не чувствовала себя комфортно. Повсюду мерещилась опасность, поэтому она направилась по узкой улочке к площади Синьории. Бодро шагая по тротуару, она повторяла себе, что приняла верное решение. Только полный разрыв с прошлым может достаточно отрезвить, прочистить мозги и избавить от постоянного желания плакать. Хватит оглядываться назад. Пора смотреть в будущее.
У нее уже составлен четкий план процесса восстановления. Одиночество. Отдых. Размышления. Действие. Четыре части. Совсем как четыре краеугольных камня.
«Неужели ты хоть иногда не можешь поддаться порыву? Действовать импульсивно? Неужели так уж необходимо планировать все заранее?» — спросил как-то Майкл.
Прошло немногим более трех месяцев с тех пор, как Майкл бросил ее ради другой, но его голос продолжал тревожить ее так часто, что она почти лишилась способности думать связно. В прошлом месяце она мельком увидела его в Центральном парке, обнимавшим за плечи плохо одетую беременную женщину, и даже в пятидесяти футах от парочки до Изабел доносился их смех, немного хмельной и довольно идиотский. За все время их знакомства Изабел никогда не вела себя по-дурацки. И сейчас вдруг испугалась, что совсем забыла, каково это — хоть на полчаса стать беззаботной и глупенькой.
Площадь Синьории оказалась так же забита людьми, как и остальная Флоренция. Туристы толпились вокруг статуй, пара музыкантов тренькала на гитаре возле фонтана Нептуна. Грозный палаццо Веккио с его мрачной, прорезанной амбразурами часовой башней и средневековыми знаменами нависал над ночной суетой, как всегда, начиная с четырнадцатого века.
Кожаные лодочки, за которые она заплатила в прошлом году триста долларов, невыносимо жали, но возвращаться в отель и снова остаться наедине с депрессией тоже не слишком хотелось. Изабел заметила бежевый с коричневым тент кафе «Ривуар», упомянутого в ее путеводителе, и пробралась сквозь группу немецких туристов, мечтая найти столик на свежем воздухе.
— Buona sera, signora[1]…
Итальянцу было не менее шестидесяти, но это не помешало ему бессовестно флиртовать с Изабел. Принимая заказ, он то и дело многозначительно подмигивал. Ей хотелось взять ризотто, но цены оказались еще выше количества калорий. Сколько прошло лет с тех пор, как ее волновали цены в меню?
После ухода официанта она поставила солонку и перечницу в центр стола и передвинула пепельницу к краю. Майкл выглядел таким счастливым рядом с женой!
«Тебя чересчур много! Вечно ты во все лезешь», ~ сказал он тогда. Почему же сейчас она чувствует, что ее чересчур мало?
Изабел выпила первый бокал вина гораздо быстрее, чем следовало бы, и заказала другой. Неизменная любовь ее родителей ко всяческого рода эксцессам заставляла ее крайне осторожно относиться к алкоголю, но сейчас она была в чужой стране, и пустота, росшая и расширявшаяся внутри много месяцев, становилась непереносимой.
Некоторое время Изабел даже носилась с мыслью завести любовника, чтобы доказать это, но при мысли о незапланированных, спонтанных отношениях ей становилось дурно: еще одно убеждение, вынесенное из многолетнего наблюдения за родительскими ошибками.
«Это не мои проблемы, Изабел. Это твои проблемы».
Она пообещала себе, что сегодня не будет мучиться этими мыслями. Но похоже, ничего не получалось.
«Тебе необходимо контролировать все. Может, поэтому ты не слишком любишь секс».
Какая несправедливость! Она любила секс!
Она стерла с бокала след от губной помады.
Секс — это партнерство, но Майкл, похоже, так не считает. Если он не был удовлетворен, ему следовало бы обсудить это с ней.
От подобных заключений стало еще тоскливее, поэтому она живенько прикончила второй бокал вина и заказала третий. Одна ночь излишеств вряд ли превратит ее в алкоголичку.
За соседним столиком две женщины курили, оживленно жестикулировали и закатывали глаза, поражаясь абсурдности жизни. Группа американских студентов поглощала пиццу и мороженое, а пара постарше нежно переглядывалась поверх бокалов с аперитивами.
«Мне нужна страсть», — сказал Майкл. Его слова слишком больно ранили, поэтому Изабел принялась рассматривать статуи на другом конце площади: копии «Похищения сабинянок», «Персея» Челлини, «Давида» Микеланджело. Потом ее взгляд остановился на совершенно поразительном мужчине.
Он сидел за три столика от нее: воплощение итальянского декадентства, в измятой черной шелковой рубашке, с темной щетиной на щеках, длинными волосами и глазами а-ля «дольче вита»[2]. Изящные пальцы сжимали ножку бокала. Он выглядел богатым, пресыщенным, избалованным: Марчелло Мастроянни, снявший маску клоуна, под которой скрывалась мужская красота, считающаяся идеальной для алчного нового тысячелетия.
В нем было нечто смутно знакомое, хотя она понимала, что они никогда не встречались. Это лицо мог нарисовать один из мастеров: Микеланджело, Боттичелли, Рафаэль. Должно быть, именно поэтому ей казалось, что она уже видела его где-то.
Она присмотрелась внимательнее и неожиданно обнаружила, что он так же пристально изучает ее…
Глава 3
Рен заметил ее с момента появления. Она отвергла два столика, прежде чем выбрала тот, которым осталась довольна, потом, едва усевшись, переставила все, что стояло на скатерти. Разборчивая особа. И лицо… лицо, просто светившееся умом и интеллектом. Мало того, она поистине излучала серьезность и решимость, которые Рен нашел столь же сексуальными, как и ее чрезмерно чувственные губы. На вид ей было чуть за тридцать. Неяркая косметика и простая, но дорогая одежда, обожаемая утонченными европейскими женщинами. Лицо скорее интригующее, чем красивое. Она не была по-голливудски истощена, но ему понравилось ее тело: груди, пропорциональные бедрам, узкая талия и обещание великолепных ног под черными слаксами. В светлых волосах словно переливаются рыжеватые блики, шедевр парикмахерского искусства, но он был готов побиться об заклад, что это ее единственная фальшивая черта. Никаких наращенных ногтей или накладных ресниц. А будь ее груди накачаны силиконом, она старалась бы их выставить напоказ, вместо того чтобы прятать под скромным черным свитером.
Он увидел, как она выпила бокал вина и заказала другой.
И прикусила ноготь на большом пальце. Жест казался несвойственным столь организованной женщине, что делало его безумно эротичным.
Рен пытался рассматривать остальных женщин, но то и дело возвращался взглядом к этой. Странно. Обычно женщины сами искали его — он никогда не гонялся за ними. Но прошло немало времени с тех пор, как… и в ней что-то было.
