Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова
Что если… если?
Нервно сглотнув, с опаской посмотрела на Аркадия Михайловича:
— А вдруг я ошибаюсь? Что тогда?
На этот раз мужчина молчал еще дольше, заставляя кончики пальцев леденеть. От его ответа и вовсе противная испарина выступила на лбу.
— Мы вынуждены будем принудить тебя к аборту.
Глава 3
Как на ногах оказалась, сама с трудом понимала. Да только в тот конкретный момент стало ясно – все! Это предел. Вот и подскочила Лиза, будто ужаленная. Словно кто-то за левым плечом, не переставая, нашептывал на ухо, наполняя душу клокочущей яростью. Руки тряслись. Чтобы скрыть свое состояние, уперла кулачки в бока, стараясь принять устрашающий вид. Взирая на мужчину сверху вниз, задавалась всего одним вопросом: как же так получается, что, даже нависая над ним, она чувствует себя букашкой, трепещущей перед башмаком хозяина?! Злость овладевала Лизой все больше, оттого и угрожающе зашипела, совершенно не узнавая собственного голоса:
— Благодарю за заботу, но в нашей стране именно мать принимает решение относительно ребенка. И если я окажусь в положении, справлюсь как-нибудь без ваших с дядей советов!
— Боюсь, ты не осознаешь серьезности ситуации, — ни один мускул не дрогнул на каменном, точно из мрамора вырезанном лице. — Речь идет о возможном ребенке будущего смотрящего! Скажи, ты в состоянии представить хоть на мгновение, какие последствия повлекут за собой подобные обстоятельства? Что с Дмитрием могут сделать, имея такой рычаг давления? Да его не просто в бараний рог скрутят. Его в порошок сотрут! А он… перед шакалами на коленях ползать будет, да один х*р – ничего не сможет изменить. Жизнь и безопасность собственного дитя – самый короткий путь к погибели. Именно поэтому никто не станет спрашивать, Лиза. Пикнуть не успеешь – проблема будет решена. И он об этом не узнает.
Половину слов она не понимала. Из-за страха, пронзившего все нутро, неугомонное сердце надрывно колотилось о ребра. Уши закладывало от рева собственного пульса. Она не пошатнулась. Нет. И не отступила, как сделала бы раньше. Более того, уверенно приблизившись, мягко опустилась на диван рядом с Аркадием. Нежно сомкнула ледяные дрожащие пальчики на сильных пылающих огнем ладонях, вызывая недоумение у собеседника. Зачем? Ответа не было. Возможно, подсознательно защиты искала.
А Похом… хмурился, изучая ее все пристальнее. Будто пытался просчитать все действия и реакции наперед, да ничего у него не выходило. Лиза смело и довольно выразительно заглянула в глаза, столь сильно напоминающие ей черные омуты мужа. Только более суровые и… равнодушные. Похомов не отнял рук. Наоборот, принялся осторожно отогревать девушку, аккуратно разминая косточки. Разгоняя кровь. Нежность была случайной.
Уверена была, что не замечает Аркадий собственных действий.
Пользуясь моментом, Лизавета произнесла спокойным и ровным голосом:
— Я хочу, чтобы вы кое-что запомнили и обязательно передали мои слова дяде Боре.
Что же, его внимания она однозначно добилась – смотрел в упор.
Не мигая. От подобного взгляда по спине мурашки расползались.
Молчание затягивалась. Прерывая его, мужчина кивнул – мол, слушаю. Продолжила севшим из-за сдерживаемого волнения голосом:
— В каком-то фильме говорили – курица за своего цыпленка способна и кошку заклевать. Знаете, тогда смысл фразы был мне непонятен и казался смешным. А сейчас вот, стоило представить, что могу малыша под сердцем носить, и осознала – наверное, правда. Ведь я готова на убийство при одной мысли, что моего ребенка кто-то захочет лишить жизни. И совсем неважно, кто это будет. На себя мне плевать. Но не на него. Я от кого угодно отрекусь, на предательство пойду, если почувствую ваше неимоверное желание причинить ему боль. Скрутите, как ягненка беспомощного, и силой аборт сделаете – отомщу.
— Грозная малышка, как погляжу! — протянул задумчиво Похомов. — А щеки-то надула – скоро лопнут от натуги. Да все зря. Как мстить-то будешь?
Упомянутые секунду назад щеки обожгло румянцем праведного гнева.
Не воспринимает всерьез ее слова!
Не затрясло, и на том спасибо. Так, слегка передернуло…
— Довольно просто, — обиженно ощетинилась. — Вам – с помощью Дмитрия. Найду способ выйти с ним на связь и все ему расскажу. А потом буду упиваться отмщением, наблюдая, как единственный сын отворачивается от вас - своих родителей. Ни он, ни ваша супруга не простят подобного. Никогда. Мы же оба понимаем это, не так ли?
— Хм! — Одобрительно.
Одобрительно, черт бы его подрал!
Тут же одернула себя. Нельзя так думать о собственном свекре.
Каким бы он ни был!
— А Прокурору – так еще проще: переметнусь в стан врага. Его единственный кровный родственник уйдет к… Зарутскому, — в горле ком встал. Душа протестовала, даже мысли подобной не допуская. Лиза ненавидела Макара. Люто! Но, как говорится, взялась блефовать – иди до конца. — Через себя переступлю, но уйду. Родители бы поняли мои мотивы и не осудили. Прикинусь его дочерью, которой он так желает меня признать. Буду ласково папочкой называть, рюмку водкой наполнять. А потом его же руками... в общем, молитесь, чтобы я оказалась не беременна!
Господи! Что за чушь она несет?
Внутренне от собственных слов содрогалась.
Внешне же вымученно улыбалась.
— Удивила, Лиза! — с нотками шального веселья в голосе.
У нее глаза на лоб полезли.
Ему было ВЕСЕЛО! Да он играл с ней!
— Удивила, девка. Не ожидал. Гляди-ка. Все продумала. Просчитала. До мелочей. Логично вроде. Четко. По понятиям. Один вопрос к тебе, — сверля взглядом, крепко сжал ее пальчики. Не до боли. Но так, чтоб не вырвалась. — А сможешь, олененочек?
Как бы глупо ни выглядела сейчас, предпочла промолчать.
Понял. С самого начала знал, что она блефует.
— Хорошая попытка, Лиза. Действительно хорошая.
— Вы тоже хороши! — не выдержав накала, повысила голос. — Правда сможете убить собственного внука? Сможете, даже зная, что моя предполагаемая беременность – возможно, единственный шанс Димы на продолжение рода?
Полностью игнорируя ее присутствие, Аркадий Михайлович поднялся с дивана и размеренным шагом направился к столу, за которым притихла бабушка, и, наоборот, оживился Матвей. Похомов на ходу избавился от пиджака, повесив его на спинку свободного стула. Снял запонки, укладывая на белоснежную скатерть. Рукава рубашки закатал по локоть, обнажая множество непонятных ей татуировок. Массивные золотые часы, крупный перстень
