Куплю тебя, девочка - Любовь Попова
Нет!
В следующий миг предплечье обжигает племенем или укусом огромного шмеля. Смотрю на одежду, но ничего не вижу. А потом маленькое пятнышко. Красное…
— Ты подстрелил меня! — не могу поверить. Кричу ему, а он словно обезьяна спускается ко мне по перилам. И стоит мне сделать рывок в сторону, хватает за подстреленное плечо и толкает к стене.
Больно!
Стаскивает сумку, отбрасывает в сторону и хватает за горло.
— И скольких клиентов ты так облапошила, сука? — его пальцы давят, его глаза горят огнем мщения, но губы кривятся в ухмылке. А я пытаюсь отодрать от себя его руку. Царапаю, вижу, его это не заботит.
— Ты в меня выстрелил! А если бы убил?! — кричу я ему в лицо, а он стаскивает с меня окровавленный пуловер и стирает кровь.
— Почти ювелирная работа. Царапина.
— Псих! И что это ты сейчас делал? Лазал как обезьяна.
— Паркур. Не слышала? — осматривает он рану. Моргает пару раз и вдруг слизывает выступившую кровь. Странное действие, как будто дежавю срабатывает.
Это будоражит больше, чем его полуобнажённое тело, жадный взгляд исподлобья, пальцы, уже ласкающие кожу шеи.
— Это же для мальчиков, — задыхаюсь я. Кажется, тело стягивает невидимой пленкой, в груди разливается жар от недавно выпитого виски. Или не виски?
Да кто он, черт возьми, такой. Почему так действует на меня? Почему стоять здесь кажется таким правильным?
— Так я тоже мальчик, — пялится на грудь, от чего соски только сильнее морщатся, и он легко касается одного кончиком пальца. Ох ты ж… Снова дергаюсь, но его рука припечатывает меня поясницей к стене, надавливая на живот. — И меня обидела девочка. И знаешь, как я буду мстить?
Он смотрит, не дает отвести взгляд, и мне очень хочется понять, о чем он сейчас думает.
Его пальцы ведут по животу, выше, проскальзывают по груди. Боже… Прекрати. Прекрати. Мне страшно.
Но тут я вскрикиваю, когда он задевает царапину. Поднимает руку и несколько капель крови размазывает по моим губам. Металлический вкус пугает. Но то, как он это делает, заставляет сердце яростно толкаться в грудную клетку. Не от страха.
Умом я понимаю, это возбуждение, но как признаться самой себе….
— Ты больной… Ты просто больной ублюдок.
— А ты шлюха и воровка. Приятно познакомиться, — хмыкает он, резко отпускает горло, вдавливает меня в чертову стенку всем телом. Стискивает пальцами задницу и поднимает меня выше. Так что губы и глаза оказываются на одном уровне. А дыхание смешивается и превращает мозг в желе.
И он долго смотрит, словно чего-то ждет, а мне хочется кричать, брыкаться, но я загипнотизирована, заморожена. Поглощена тем, как действует на меня это тактильное безобразие. И я сдаюсь. Ему. Себе. Просто понимаю, что хочу…Его.
И руки прекращают борьбу, а губы сами тянутся за поцелуем. И его грубые слова даже не ранят. Потому что кажется — пусть только кажется, что он так не считает. Что он произносит это любя.
— Грязная сука, — последний хрип и губы сталкиваются в равной схватке за власть. За возможность впервые чувствовать себя живой и настоящей. За шанс впервые сыграть с собой игру, что я не купленная. Что он мой парень и мы в ссоре. А это дикое, животное примирение.
— Расстегни этот чертов ремень, — требует он между рваными, влажными поцелуями, пока я просто задыхаюсь и давлюсь обильной слюной.
Его язык то трахает рот, то ласкает. Его губы то жалят, то дарят тепло.
Мне хочется больше, сейчас все тело просит больше. И кажется, что никто кроме этого психа не сможет мне этого дать.
Ловко расстегиваю его пряжку, вытаскиваю ремень, тяну вниз ширинку, царапаю тугие прокаченные мышцы ногтями, и его дрожь передается мне.
— Еще, ох, сука, еще раз… — ноет он как помешанный, ласкает мой язык, кусает губы. И все это время ни разу не закрывает глаза. Смотрит на меня так… Слишком темно и порочно, слишком голодно и страшно. Словно путник, нашедший в пустыне свой оазис.
Второй рукой нахожу член и принимаюсь его активно гладить. Идеальная форма и размер. Именно из такого прототипа делают фаллоимитаторы, именно такой мечтает иметь каждый мужчина. Потому что именно такой хочет в себя женщина.
А я женщина.
И впервые хочу не откусить или отрезать, а почувствовать, что такое не секс за деньги, а то, что дает мне этот парень. Безумие. Эмоции. Страсть.
Теперь его рука тоже внизу, а вторая продолжает держать мой зад, средним пальцем поглаживая анальный вход.
— Скажи, что нравлюсь… — проскальзывает он пальцами в меня, и я вскрикиваю.
Да, боже мой.
— Скажи, что нравлюсь! — отрывается от губы и силой кусает сосок. И я с визгом:
— Нравишься. Очень, очень нравишься.
Особенно, когда зубы сменили губы и жадно сосут. Особенно, когда кончики пальцев находят особенное место и надавливают на него.
Господи, внизу живота такой зуд, что нет сил терпеть.
И я сама.
Господи, сама направляю в себя член. А Ник возвращается к моим губам, взгляду, и мягким движением вторгается внутрь.
Глава 6
Я никогда не любила боль. Старалась избегать ее любой ценой. Порой ценой другой боли.
Шлюха? Да. Воровка? Да. Но разве я не должна была попытаться, разве имела я право не попробовать сбежать? Разве он мог оставить меня в покое?
И убегая от боли, которой он грозился, я снова напоролась на нее же…
Только странную такую, растягивающую нутро, вызывающую убойный стук сердца. Ровно до того момента, пока головка члена чуть касается матки, пронзая чувства насквозь. Теперь тянется обратно. Скользит по влажному тесному пространству, царапая мягкие стенки венами, каждую из которых я ощущаю, как горящее клеймо.
Но все ровно до того момента, пока ствол не выходит полностью, чтобы с точностью ювелира вторгнуться обратно.
— Сука, — выдыхает мне в рот Ник и сдавливает тело.
До синяков. До острой боли. Словно его единственное желание меня порвать на мелкие ошметки, а в глазах единственное желание — драть.
И я смотрю в это лицо, что расплывается кругами. Кажется нереальным, как и чувства, что он во мне вытаскивает. Вынуждает испытывать. Неправильные. Отвратительные. Грязные. Но это такой кайф…
Опиумный экстаз, вызванный дурманом и шоком от происходящего. И я облизываю пересохшие губы, еле выдыхаю:
— Боже…
Как же глубоко и тесно. Как же влажно и горячо. Как же его тело напряжено и волнующе.
И не знаю, что я сделала, но он злится. Хватает пятерней
