Осколки наших грез - Кэрри Прай
На сей раз меня удерживало отнюдь не высококлассное пойло.
Светская жизнь в «Эдеме» состояла из хвастовства и еженедельных гульбищ, но даже от такого заурядного графика можно утомиться. Я с теплом вспоминал о тех днях, когда мы не строили из себя важных наследников и сутками пропадали в покинутой квартирке №366 на окраине посёлка. Четыре амбициозных подростка, хозяева своей маленькой территории, мы клялись на крови, что не станем уподобляться кичливым взрослым. Но время шло, и вместо слоя пыли на наших ботинках засверкал гуталин. Мы всё реже посещали пристанище детства, предпочитая ему бары и студенческие вечеринки. Мы изменились, став подневольниками роскошной жизни. От тех ребят, что слагали байки в лучах свечного света и с аппетитом поедающие заветренных хлеб остались только оболочки.
Да, я скучал по этим дням и никогда не думал, что снова превращусь в подростка, испытав неподвластное влечение к девушке друга. Мне никогда не приходилось чувствовать что-то подобное, прекрасное и в то же время постыдное.
Замерев у стола с закусками, я внимательно наблюдал за вальсирующими парами и мысленно обсмеивал показательное выступление. Братья Сотниковы виделись мне чудовищными лицемерами, когда трепетно кружили напарниц в танце, при этом исказившись в вежливой улыбке.
Да прибудет им за актёрское мастерство.
Не притворялся только Авдей, он был искренне рад показаться перед гостями в компании застенчивой девушки. Нехорошая молва о нём с годами набирала обороты, и это был отличный шанс развеять нынешние слухи. И если сегодня Лебедев сорвал не куш, то явно выстрелил в десяток зайцев разом.
Его Надя была алмазом среди позолоченных камней.
– Может, ты пригласишь меня танец? – с обидой спросила пианистка, о существовании которой я успел позабыть.
Прищурившись, я осушил бокал «Дэлмора» и пробухтел что-то вроде «Не дождёшься…», отчего моя спутница пришла в ярость.
– Знаешь, ты уже не раз оскорбил меня за сегодняшний вечер. Впервые – когда оставил бродить в одиночестве, напрочь обделив вниманием. И сейчас – когда несмотря на моё присутствие, продолжаешь пожирать глазами другую девушку.
Я не думал оправдываться и ответил молчаливым согласием.
– С меня хватит! – взбесилась она, схватив сумку. – Приятного вечера, урод!
Вскоре стук каблуков растворился в музыкальной иллюстрации, а я вернулся к изучению невероятной Надежды.
Девушка кружилась в танце, изящно рассекая душный воздух, пропитанный сладким ароматом альпийских роз. На ней было лёгкое платье незатейливого покроя и светлые туфли на небольшом каблучке. Она робко оглядывалась по сторонам, боясь сделать неверное движение, поскольку хрупкое тело прожигало множество заинтересованных взглядов, включая мой – сверлящий и отчасти голодный.
Мне до дрожи захотелось услышать её смех.
Музыка затихла, танцплощадка опустела, гости разбились на множество отдельных групп, наверняка ударившись в гнусные сплетни.
– Развлекаешься? – спросил Давид, нарушив моё одиночество. Он укоризненно посмотрел на полупустой бокал в руке, ибо настоятельно просил оставаться в трезвости. Сотников не терпел своеволия и поэтому жутко разозлился. – Какого хрена ты бунтуешь? Прогнал девчонку, а теперь нажираешься, как мелкий засранец. Ты сорвёшь наш план, если продолжишь дурачиться. Что с тобой такое?
– Я бы с радостью тебе ответил, если бы знал ответ.
Губы дёрнулись в ухмылке, когда напыщенный Авдей споткнулся о платье шестидесятилетней аристократки и принялся извиняться.
Неуклюжий мудак.
Всё это время Надя смущенно обнимала плечи и краснела от стыда.
– Только не говори мне, что запал на блаженную подругу Авдея, – догадался Давид, уловив толику интереса во взгляде.
– А что если так? – резко отвлёкся я.
– Значит, ты полный кретин, – прорычал он. – Возьми себя в руки. Я не позволю рушить мои планы из-за какой-то провинциалки.
Я прыснул от смеха.
– Не позволишь? Так значит вот как ты проводишь свободное время? Изучаешь пособие начинающего властелина? Остынь, Давид, всё под контролем.
– Я так не думаю. Какого дьявола ты прогнал пианистку?
– Она сама пожелала уйти. Причины мне неизвестны, – лгал я.
– И ты её отпустил?
– Прости, но у меня не завалялся в кармане новенький рояль, чтобы поманить её обратно. Я был бессилен.
– Мы оба знаем, что одного желания было достаточно. Хватит кривляться.
– Как скажешь, папочка.
Меня утомили упрёки Давида, поэтому я демонстративно сорвал с подноса официанта очередной бокал с выпивкой и жадно проглотил его содержимое, а после оглядел зал в поисках Надежды, но нарвался на угрюмое лицо Платона Сотникова. Он стоял в углу гостиной, скрестив на груди руки и был мрачнее тучи.
– Кстати, о папочках, – хмыкнул я. – Сдаётся мне, что царь сегодня не в духе?
– Моли господа, чтобы его настроение никак не связывалось с возникшими вдруг подозрениями. Ты всех нас подставишь.
– Уверяю, братец, Платон давно выкусил каждого из нас. Эти танцы, девки, комплименты – дешёвая игра. Его волнует кое-что другое, – опередив последующий вопрос, я ответил: – Моя матушка не пришла на банкет. В этом вся причина.
– Думаешь, он влюблён? – скривился Давид, будучи пустым и бессердечным.
– Как самый наивный мальчишка.
В следующую секунду я увидел Снежану, взрывоопасную бомбу с внешностью ангела. Она игриво проскочила по залу, привлекла официанта и что-то шепнула растерянному парню на ухо. А когда зазвучала ритмичная музыка, девушка подошла к Платону и потянула мужчину в центр зала.
Я ненароком подавился воздухом.
– Что она творит?
Старший Сотников опешил от такого внимания, он запаниковал, стал судорожно отмахиваться и вырываться. Но когда его ярое сопротивление привлекло внимание гостей, он сдался и теперь краснел во власти легкомысленной девицы.
– Боже, это скандал, – изумлённо прошептал Давид.
Снежана вела в танце неповоротливого мужчину, некогда серьёзного, а сейчас выступающего в роли циркового клоуна. Она наслаждалась его смущением и упрямо возвращала грубые руки на осиную талию.
Толпа разошлась в аплодисментах, а я закрыл глаза и рассмеялся.
– Она опаснее, чем я думал. Платон обязан выпороть негодяйку за такое унижение. Об этом ещё неделю будут болтать.
Давид насильно сдерживал улыбку.
– Я поговорю с Авдеем и попрошу присмотреть за своей несносной сестрой. Но должен признать, что это выглядит эффектно.
Снежана выгибалась в каменных клешнях и неприлично хохотала. Я не мог разобрать, была ли это провокация или безумная не понимала, что на самом деле вытворяет? В любом случае я зауважал её за смелость, которой недоставало у брата.
На радость Платону песня закончилась. Он покраснел ещё больше, когда