Проданная монстру - Ева Мелоди
– Я не хочу ссориться, Давид, – говорю торопливо, облизывая пересохшие губы. – Я допускаю что ты невиновен, честно. Ты прав и в том, что я много денег отнесла к мозгоправам, сделала все, чтобы забыть то страшное событие. Разве можно меня винить за это? Но давай уже перейдем к сути моего визита? Я уверена, тебе он неприятен, как и мне. Я здесь ради племянницы, маленькой девочки, которая не знает тебя…
– И только?
– И ради отца, который перенес два инфаркта. Не трогай нашу семью, умоляю. Ведь это не мы тебя посадили…
– В этом ошибаешься.
– Что?
– Твоя семья не просто приложила руку, они сделали все возможное, чтобы мне дали пожизненное, – усмехается Бахрамов. Правда, я не знаю пока, кто конкретно. Занимаюсь как раз этим. Как и расследованием гибели твоей матери. Я все вытащу наружу, Эрика.
– Нет! Только не это! Ты что, хочешь, чтобы наши имена снова полоскали? – прихожу в ужас.
Давид смотрит на меня, на его лице написана ярость.
– Неужели тебе все равно, кто убил твою мать, Эрика? Они тебе что, лоботомию провели? Хотя, мне плевать. Даже если так. Ты не помешаешь мне сделать то, что я решил. Не можешь повлиять на это. Все что ты можешь – это прийти сюда, с влажным блеском на губах, вызывая тем самым в моей голове самые пошлые фантазии, надеясь, что это заставит меня плясать под твою дудку. Как я понимаю, расчет на то, что я недавно вышел из тюрьмы? Что голодный до баб? Чтож, это правда. Я голоден. И возможно…
Давид вдруг резко встает с дивана, направляясь ко мне, а я испуганно пячусь назад, пока не прижимаюсь спиной к стеклянным дверям. Конечно, они и не думают открываться…
– Что? у меня и в мыслях не было… – шепчу, срывающимся голосом.
Меня охватывает жар от его слов, и от близости, от подавляющей мужской энергетики. Лихорадочно пытаюсь понять, зачем Давид делает все это. Чего добивается. Унизить, оскорбить, или показать, что неравнодушен ко мне в физическом смысле? В любом случае, это унизительно, больно…
– Так ты пришла сюда по собственной воле, или… – обрывает фразу на полуслове Бахрамов.
Вижу, что по моему лицу он уже прочитал ответ.
– Ясно. Инга, да? Ее идея? Она тогда больше всех визжала о том, что я больной извращенец. Но мы оба знаем, что это не так, верно?
Бахрамов стоит вплотную, не касаясь, но ощущение что меня каменная плита придавила. Его мощь, жар, запах дорогого парфюма и виски, все это будто сковывает меня плотной оболочкой, почти лишая кислорода.
– Пожалуйста, не трогай Николь… – меня колотит от паники, я уже мало что соображаю, пытаюсь вспомнить за чем я здесь, и ухватиться за это как за соломинку. Боже, какая я жалкая.
– Почему я должен отказываться от общения со своим ребенком? – спокойно задает вопрос Давид. Вот у него, уверена, даже пульс не участился. А я… на грани обморока. Только не хватает упасть к его ногам…
– Твой образ жизни… Ты не женат, у тебя нет постоянной подруги даже. Разве хорошо будет с тобой маленькой девочке? Ты можешь иногда общаться с ней. Я могу… приводить ее.
Прячу глаза, опускаю голову, уставившись на дорогие начищенные до блеска мужские ботинки. И вдруг моего подбородка касается его рука. Дергаюсь, как от ожога, но Давид не отпускает. Заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза.
– Как ты щедра. Значит, проблема в том, что я не женат? – усмехается мне в лицо. – Но разве это сложно?
– На что ты намекаешь? Ты собираешься… у тебя есть… невеста? – спрашиваю заплетающимся языком.
– Нет пока. Но кажется, у меня начинает вырисовываться кое-какой план… Сейчас мы не будем обсуждать ребенка, Эрика. Вернемся к нашим баранам. Что у тебя есть, что ты пришла предложить мне? Я остался до мозга костей человеком бизнеса, хоть и отсидел прилично. Так давай торговаться. Про Николь не идет речи. Но фирму ты можешь спасти. Два инфаркта вещь серьезная. Волновать твоего отца, почти равно убить его. Так что я, пожалуй, пойду на уступки. Но и ты должна пойти навстречу. Так что ты готова предложить?
Бахрамов отпускает мое лицо, поворачивается спиной и снова идет к дивану. Наблюдаю как он наливает себе виски. Не торопясь снова обернуться ко мне. И я благодарна за эту передышку. Иначе точно был бы обморок. Ох, хоть бы это быстрее закончилось!
– Все что угодно! – выпаливаю в сердцах.
Это вырывается спонтанно, Давид умело манипулирует моим сознанием, его слова про отца болью отдаются в висках, нагнетают ужас, рисуют страшные картины. Папа сейчас очень слаб, едва оправился после приступа, врачи у нас на быстром дозвоне. Про фирму мы ему запрещаем говорить, уверяем что все хорошо, но ему нельзя сейчас о делах думать. Но все это временная мера. Если Давид устроит что-то, в момент, когда мы на грани банкротства…
– Ммм, что угодно. Как это вкусно звучит, Эрика. Очень вкусно. Но я, пожалуй, откажусь.
Давид опускается на диван, вальяжный, равнодушный. Выливает в себя виски, достает сигару и глубоко затягивается. Дым подтягивается в мою сторону. Почти не дышу, боясь закашляться. Ненавижу дым от сигарет. От нарочитого пренебрежения чувствую себя отвратительно пошлой. Вспыхиваю от обиды, за то что он так ведет себя со мной. Хочется подлететь к нему, дать по лицу. Я даже делаю шаг вперед. Ладони сжимаются в кулаки, ногти впиваются в плоть.
– Почему? За что ты со мной так? Что я тебе сделала? Лично я?
– Ничего. Дело не в этом, Эрика. Мы оба знаем, о чем речь идет. О сексе, верно? Что еще может предложить такая куколка как ты, такому прожженному уголовнику, истосковавшемуся по женской ласке? Скажем так, твое предложение довольно интересно, но я не вижу у тебя энтузиазма. А он в этом деле важен, моя маленькая своячница.
Ну вот, он это сказал вслух. Секс. Слово, которое я бы никогда не осмелилась произнести в его присутствии. То, на что намекала весьма прозрачно Инга. В этот момент отчетливо понимаю, насколько глуп мой визит сюда. Это не поможет ничего изменить, только унизит меня, растопчет…
– Неужели так приятно глумиться, видя в каком мы отчаянном положении? – спрашиваю тихо.
– Так ты отчаялась, Эрика? Тогда покажи мне, насколько, – низким голосом произносит Давид. – Я хочу увидеть, как ты умоляешь
