Никогда_не... (СИ) - Танич Таня

Здесь для меня оставили что-то вроде чилаут-зоны. Посреди кирпичной стены громоздится нечто похоже то ли на картину, то ли на продукт современного искусства — из большой деревянной рамы прямо на меня торчат гроздья рябины, сухоцвет, жестянки и внезапно залакированные, самые настоящие кости и череп. Подозреваю, что все это — продукт деятельности Вэла, прибывшего сюда принимать работу и прогулявшегося по промзоне в обнимку с другом Джеком, плескавшимся у него в бумажном стакане (наш творец интерьеров принципиально не ест и не пьет из пластиковой посуды, желая спасти планету от загрязнения)

Что ж, искусства много не бывает, думаю я и снова поднимаю стакан, салютуя голове мертвого козла, грозно висящей посреди картины. Когда-то это было вполне приличное домашнее животное, по глупости сбежавшее на промышленный пустырь, где его сожрали стаи голодных собак. Или оборотней — ещё в школе мы шутили, что в воздухе нашего города находится столько вредных выбросов, что неудивительно, если животные уже начали мутировать. А вскоре к ним присоединимся и мы, люди.

Зона отдыха навевает на меня почему-то слегка загробные, далекие от умиротворения мысли. Значит, нужно выпить ещё стаканчик. Возвращаюсь к тумбочке, лью в бокал уже чистый виски и с удовольствием опрокидываю в себя одним глотком. Так-то лучше. Это мне вместо приема витаминов с утра.

Издалека мой чилаут-уголок видится в более благостном свете — голова козла уже не смотрит так осуждающе, внимание привлекает красивый контраст темно-коричневого кирпича и нескольких полок в стиле индастриал, сколоченных из металлических балок и небрежно выкрашенных чёрной краской. Суровая эстетика сурового края. Уверена, что материал для этих полок тоже притащили рабочие прямо из промзоны. Что ни говори, это очень удачное соседство.

Перед картиной с головой козла валяется громадный пуф, или бескаркасный диван, как его принято назвать в дизайнерских кругах. Не могу сказать, что знаю хотя бы одного человека из своих старых друзей, кто согласился бы чиллить под картиной с костями и консервными банками. Ещё более не уверена, что желающие найдутся в нашем, весьма далеком от авангарда крае.

Ну и ладно. Зато со мной всегда мой друг Джек. Его уж точно ничем не смутишь.

Тишина, плотно окутавшая лофт с высоты кирпичных сводов, внезапно начинает меня тяготить, и я вспоминаю, что надо разобрать чемодан. Здесь срочно нужны следы жизни хоть кого-то, кроме загадочного козла на инсталляции: одежда, разные мелочи на железных полках, весь мой распакованный рабочий инвентарь и, конечно же, музыка. Резко вытряхиваю на больший из диванов содержимое чемодана и сразу же нахожу ее — мою переносную колонку, способную мощью басов поднять из-под земли армию зомби. Подключаю её к телефону и болезненно морщусь — интернет здесь слабый, но спасибо, хоть вообще есть. Ничего, к вечеру выберусь в город и накачаю себе гигабайты музыки, а пока — стоит порадоваться, что связи хватает хотя бы на треки без перерывов. А в интернете смогу повисеть и попозже.

Дальше распаковываю штатив, устанавливая его в рабочую зону, рядом выкладываю из рюкзака запечатанный задник-фон, дорожный диод-подсветку, мини проектор, чехлы с объективами и фотоаппарат. За годы переездов у меня сложилась привычка возить свои сокровища всегда отдельно и не отпускать от себя ни на секунду. Не знаю, что бы я сделала с тем, кто бы ухитрился потерять мою ценную кладь или не дай бог, небрежно швырнуть ее в багажник.

Отхожу на несколько шагов — студия постепенно приобретает черты человеческого жилища, причём жилища моего. Одежду быстро развешиваю на плечики на раме, заменяющей мне гардероб, и передвигаю в зону отдыха, поближе к козлу, торчащему посреди грозной инсталляции.

— Здесь немного, так что не запаришься. Надеюсь, ты ничего не имеешь против женских шмоток? А если и имеешь — мне плевать, — говорю я черепу. Алкоголь всегда развязывает мне язык, так что в собеседники годится даже мертвый козел.

Остальные мелочи сгружаю на полки, параллельно наливая себе ещё виски, в этот раз снова разбавляя. В моем новом доме нет ни крошки еды, так что если я не хочу свалиться без чувств раньше времени — придётся следить за выпивкой.

Свалиться я действительно хочу — только спать, а не в пьяное забытье, после которого непременно будет тошнить и раскалываться голова. Поэтому клятвенно обещаю козлу, что это последний бокал — по крайней мере до вечера, который вряд ли откроет мне горизонты удивительных событий.

— Слушай, давай уже по имени общаться, что мы как не родные, — стаскивая с себя джинсы и майку, говорю козлу. — Тем более, нам ещё жить вместе, целых две недели. Я перед тобой голая ходить буду, — игриво сообщаю ему я, и доказательство своих слов сбрасываю белье и с удовольствием потягиваюсь. Свобода от швов и тесных лямок — это же прекрасно. Главное сейчас — в ванную, одежду — в стирку, и до вечера — в меру здоровый сон, пока моя печень будет справляться с последствиями возлияний, чтобы, проснувшись, я смогла продолжить выпивать.

Что ещё остаётся делать в этой дыре?

— Две недели, слышишь? — снова обращаюсь я к козлу, подбирая одежду с постели. — Это мой план! А я никогда не отступаю от своих планов! Две… — я пытаюсь подавить накатившую зевоту, — недели. И если я останусь хотя бы на день дольше, можешь меня забодать. Хотя… — критично оглядываю я его, проходя мимо картины, чтобы подняться по небольшой лестнице в бывшую баню, превращённую стараниями моего дизайнера в отличную душевую. — Ни черта ты не сделаешь… ты же мертвый! Знаешь… Я назову тебя Антошкой. Да! Козел Антон! Совсем как мой первый парень! — довольная своей шуткой, нетрезво хихикаю я. — Такой же долбанутый и вечно недовольный! — на этом месте я понимаю, что с Джеком пора завязывать — склонность к шуточкам про бывших всегда выдаёт во мне вторую стадию опьянения.

На третьей я начинаю буянить и мне очень не хочется достигать ее раньше времени.

Не буянить в родном городе — таков ещё один серьёзный мой план.

Просыпаюсь спустя час от того, что вода в ванной стала совсем холодной, машинка, закончив стирку, устала пищать, а я — ужасно замёрзла. Последние минут десять меня мучил кошмар о том, что за мной гонится полицейская машина и противно пищит. Теперь я понимаю, откуда взялась эта сирена.

— Да заткнись ты уже, наконец! — обращаюсь к паникующей стиралке и встаю из остывшей воды. По телу колючими мурашками сразу же начинает скользить холод, кожа становится синюшной. Отлично, замерзнуть в средине июня в наших тёплых краях — это надо ухитриться. Оказывается, для этого и изобретать ничего не надо. Всего лишь уснуть в остывшей ванной.

Нажимая кнопку отбоя, отключаю стиралку и вытряхиваю чистую одежду в корзину, предварительно обмотавшись полотенцем.

— Полина, спать надо в кровати. Спать надо в кровати, Полина, — снова говорю себе, морщась от ощущения затёкшей шеи.

Хотя, мне не привыкать. Как-то я спала в кровати с зажженной сигаретой, услужливо подсказывает память. А ещё когда-то не рассчитала со снотворным и проснулась спустя сутки с такой головной болью, что любое похмелье могло показаться райским чудом. Так что не в кровати дело, а в склонности к идиотскому риску, которую я никак не могу побороть. Вот и сейчас — уснув в ванной, я могла соскользнуть в воду и захлебнуться, но всё-таки проснулась. Спасибо пищащей стиралке.

— Спасительница моя! — говорю ей, развешивая вещи на сушитель, расположенный тут же. — Я больше не буду, честно. Больше не буду рисковать как дура. И спать буду только в постели — вон какая она у меня офигенная. И не пить таблеток. И вообще, особо не пить.

Своё последнее обещание я нарушаю спустя несколько часов, после первой же вылазки в город. Меня так трясёт, что первое из того, что я делаю — это бросаю пакеты у порога, иду, снова забыв снять обувь, в направлении бутылки Джека, призывно стоящей на столе, наливаю виски на дно бокала, и тут же его выпиваю.

— Курицы! — с грохотом ставя стакан на стол, громко объявляю я. — Гребаные клуши!