Виолончелист (СИ) - Монакова Юлия
Пару раз он мельком взглянул на Лерку, с удивлением обнаружив, что её, наоборот, по-настоящему захватило представление: она сидела, широко распахнув глаза, приоткрыв в восхищении рот и выпрямившись на стуле, даже чуть подавшись вперёд, точно вся обратилась в слух, чтобы не пропустить ни единой ноты, ни одного исполнителя.
Свой номер Максим отыграл добросовестно и старательно, изо всех сил избегая смотреть в сторону третьего ряда, чтобы не расстраиваться понапрасну и не тешить себя иллюзией, что Чайковский в его исполнении сразит Наденьку наповал. Только в финале, выслушивая аплодисменты зрителей, он рискнул снова бросить быстрый взгляд в сторону своего божества: оно вежливо хлопало и даже слегка улыбалось. Зато Лерка буквально сияла и изо всех сил била в ладоши, он даже удивился: издевается, что ли?.. Не могла же она вот так, в один момент, позабыть об их многолетней вражде.
Он еле дождался окончания концерта: ему не терпелось увидеться с Наденькой и поехать вместе домой — благо, они соседи и им всё равно в одну сторону. Вот только косоглазая… надеюсь, она не увяжется за ними, в гости к подружке?.. А маме он как-нибудь объяснит, она поймёт и спокойно доберётся до дома одна.
Мама, разумеется, поняла. Для неё не осталось незамеченным присутствие в зале их юной соседки, и она лишь многозначительно улыбнулась: вот почему сын был такой шебутной с самого утра, сто раз проверил, хорошо ли выглажен концертный костюм, начищены ли ботинки, а затем проторчал в ванной комнате не меньше часа. Что ж… пусть ухаживает за Наденькой Долиной — это хорошая девочка, из приличной семьи, вряд ли она дурно на него повлияет.
Да вот только домой с Максимом, несмотря на его грандиозные планы и мечты, Наденька всё равно не поехала. Её вызвался провожать тот самый Эдик Скворцов — скрипач, ненавидящий музыкалку, который уступил для Лерки лишний билетик.
Это вышло непреднамеренно, почти случайно. Эдик не был знаком с Наденькой до новогоднего концерта, но, в отличие от Максима, не робел и не стеснялся при общении с противоположным полом. Он без обиняков подкатил к самой красивой девчонке в фойе (а Наденька в свои тринадцать уже вполне оформилась), лихо представился и набился в провожатые. Наденьке, несомненно, польстило внимание более взрослого, чем она сама, симпатичного парня — и она с удовольствием приняла его ухаживания, без зазрения совести спихнув подругу на Максима.
— Макс, ты же проводишь Леру домой, правда? — проворковала она. — Поздно уже, темно, страшно…
У Максима внутри всё буквально кипело от гнева, обиды, ревности и разочарования, смешанного с желанием набить морду Скворцову, но мальчишка ничем себя не выдал.
— Провожу, — буркнул он, — не вопрос.
— Только не переубивайте друг друга, — пошутила Наденька напоследок, и, покраснев от удовольствия, позволила Эдику помочь ей надеть шубку.
Глава 3
Максим и Лера вышли из музыкальной школы вдвоём и, не глядя друг на друга, молча побрели к остановке. Вечером поднялась небольшая метель, поэтому они и сами старались лишний раз не открывать рот, чтобы не наглотаться снега вперемешку с холодным воздухом.
Пока дождались автобуса, едва не закоченели. Максим боролся с искушением спровоцировать очередную ссору и отправить Лерку домой самостоятельно — охота было тащиться провожать её за тридевять земель!.. Но совесть ему не позволила. Всё-таки, вечер. Всё-таки, девочка. Всё-таки, одна…
К счастью, в салоне автобуса было тепло и малолюдно, поэтому Максим и Лера с удовольствием плюхнулись на свободные сиденья — бок о бок — и вытянули ноги.
Он, наконец, решился искоса взглянуть на девчонку. Выражение Леркиного лица несказанно удивило Максима — оно было каким-то… воодушевлённо-потрясённым, словно она пребывала в сильнейшем шоке и никак не могла от него отойти.
— У тебя всё нормально? — с трудом переборов себя, вежливо поинтересовался Максим, на сто процентов уверенный в том, что Лерка сейчас предсказуемо и привычно огрызнётся в ответ: “Не твоё дело!”
Она перевела взгляд на мальчишку. Её удивительные кошачьи глаза были сейчас тёмно-голубого цвета, а их выражение… Изумление? Недоверие? Восторг? У Максима никак не получалось это расшифровать.
— Ты классно играл, — наконец, как бы нехотя, выдавила она из себя.
Максим с сомнением вздёрнул брови.
— А ты разве понимаешь… — и тут же поправился, — любишь классическую музыку?
— Да, а что здесь такого? — Лера спокойно пожала плечами. — Или ты полагал, что дочь уборщицы может слушать только “Мальчик хочет в Тамбов”? — добавила она иронично, и из её глаз словно брызнули в разные стороны озорные искры: Максим буквально кожей ощутил приятное обжигающее покалывание на щеках.
— Прости, — смутился он, чуть было не добавив машинально, по привычке — “косоглазая”.
— Прощаю, — легко и беззаботно откликнулась Лера, — за твою прекрасную игру… цыган, — договорила она лукаво, и глаза её снова моментально поменяли цвет — сначала стали язвительно-зелёными, а затем приобрели тёплый, спокойный серый оттенок. Максим, как и всегда, замер, засмотревшись на это волшебное превращение… Лера заметила его пристальное внимание и застеснялась, опустив ресницы.
Это было удивительно, но, кажется, за все шесть лет знакомства они впервые разговаривали по-человечески, не кривляясь и не обзывая друг друга. Максим понял, что, оказывается, совершенно не знал Леру в школе. Вернее, знал только то, что может знать любой одноклассник. Теперь же она открывалась ему с абсолютно новой, необычной стороны. К примеру, он с изумлением услышал от неё, что она вегетарианка, абсолютно не ест мяса и рыбы, а в будущем планирует отказаться даже от яиц.
— Я не поощряю убийства и страдания живых существ в любом их проявлении, — сказала Лера спокойно, не рисуясь и не пытаясь что-то доказать, как будто давно приняла это решение и ей было всё равно, что о ней подумают другие.
Максим уже возле её дома понял, что ему было с Леркой чертовски интересно, и даже немного пожалел, что пора расставаться. А ещё он вдруг сообразил, что пока провожал Лерку, ни разу не вспомнил о прекрасной и ещё более недоступной теперь Наденьке…
Они остановились возле её парадной. Лера подняла голову, уперевшись взглядом в ярко и приветливо освещённые окна своей квартиры. На её лицо плавно падали крупные снежинки и тут же таяли, оставаясь лишь на бровях и ресницах. Она, казалось, не замечала их, и Максим подавил внезапное странное желание приблизить своё лицо к Леркиному и осторожно подуть.
— Зайдёшь? — спросила она просто. — Выпьешь чаю, согреешься. Мама пирожков с капустой напекла, они у неё всегда очень вкусные получаются.
— Н-нет, — с небольшой заминкой отозвался Максим. Он пока не был готов встретиться с мамой-техничкой, которую сам же неоднократно высмеивал в школе в пику Лерке. Теперь ему было ужасно неловко и стыдно за эти насмешки, за своё глупое инфантильное поведение… — Как-нибудь в другой раз. Спасибо.
— Тебе спасибо, что проводил, — и, подавшись вперёд, она быстро — на короткий, секундный миг! — прижалась прохладными нежными губами к его щеке.
Максим опешил так, что даже не сразу нашёлся, как отреагировать. Просто застыл каменным изванием. Косоглазая поцеловала его?.. Пусть в щёку, но всё же поцеловала?!
— Отомри, цыган, — пошутила она, засмеявшись. — Это тебе поощрительный приз в благодарность за приглашение на концерт. Я и правда чудесно провела время. Давно не получала такого удовольствия…
Он улыбнулся, с трудом приходя в себя.
— Не за что, китаёза, — отозвался он снисходительным тоном — беззлобно, почти ласково. — Я рад, что тебе понравилось.
В эту ночь во сне ему впервые явилась не Наденька, а Лерка. Она снова поцеловала его… но теперь уже не невинным поцелуем в щёчку, как младшего братика, а прямо в губы. Это было и неловко, и волнующе одновременно. Проснувшись, Максим подорвался на постели, как ненормальный, не совсем понимая, что с ним происходит, и некоторое время сконфуженно сидел, не зная, как реагировать на случившееся, точно неверный возлюбленный, уличённый в измене. По ощущениям получилось куда ярче, чем в сновидениях с Наденькой — так не должно было быть, и, тем не менее… это оказалось неожиданно приятно: так, что Максим затем невольно думал о Лерке целый день.
