Кристин Ханна - Всё ради любви
Все хранили молчание. Энджи думала о ресторане и об отце, которому всегда удавалось развеселить ее, даже в те минуты, когда у нее сердце разрывалось на части, и о том безопасном мирке, в котором они все выросли. Ресторан был якорем для семьи, и вполне вероятно, что без него течением всех разнесет в разные стороны. А это очень тяжело — дрейфовать по воле волн. Энджи знала это по опыту.
— Энджи могла бы помочь, — сказала мама.
Ливви скептически хмыкнула:
— Она совсем не разбирается в бизнесе. Папина принцесса, никогда не…
— Замолчи, Ливви, — строго сказала мама, глядя на Энджи.
По этому взгляду Энджи поняла все. Мама предлагает ей укрыться от болезненных воспоминаний в Вест-Энде. Для мамы возвращение домой — это ответ на все вопросы.
— Ливви права, — медленно проговорила Энджи. — Я совсем не разбираюсь в этом бизнесе.
— Ты помогла тому ресторану в Олимпии. Твоя кампания оказалась настолько успешной, что о ней написали в газетах, — сказала Мира, испытующе глядя на нее. — Папа заставлял нас читать вырезки.
— Которые ему прислала по почте Энджи, — добавила Ливви.
Энджи действительно помогла превратить один ресторан в столице штата в известное заведение. Для этого ей потребовалась грамотно разработанная рекламная кампания и некоторая сумма на маркетинг.
— Может, ты и нам поможешь? — наконец-то добралась до сути Мира.
— Даже не знаю, — произнесла Энджи. Она очень давно уехала из Вест-Энда, уверенная, что перед ней открывается весь мир. Интересно, каково это — возвратиться назад?
— Ты могла бы жить в пляжном коттедже, — сказала мама.
Пляжный коттедж.
Энджи представила тот крохотный домик, стоявший на диком, продуваемом ветрами берегу, и на нее потоком хлынули воспоминания. Ей всегда нравилось там. В том коттедже она чувствовала себя в безопасности, защищенной. А вдруг там, где она девочкой так легко и часто смеялась, она снова научится улыбаться?
Она огляделась по сторонам. Пустой дом был полон грусти. Он превратился в хранилище гнетущих воспоминаний. Может быть, возвращение домой — пусть не навсегда, пусть до тех пор, пока она не поймет, где ее место, — и есть тот самый ответ?
В коттедже ей не будет одиноко, во всяком случае не так одиноко, как в Сиэтле.
— Да, — медленно произнесла Энджи. — Я могла бы кое в чем помочь. — Она не могла определить, какое чувство довлеет над всеми остальными: облегчение или разочарование. Зато она твердо знала: она не будет одна.
Мама улыбнулась:
— Папа говорил мне, что однажды ты вернешься.
Ливви закатила глаза:
— О, потрясающе! Принцесса возвращается, чтобы помочь нам, бедным провинциальным недотепам, управлять рестораном.
Неделю спустя, в самом конце сентября, Энджи уже была в пути. Она ехала в направлении Вест-Энда точно так же, как всегда, когда начинала какой-нибудь новый проект: на полной скорости. Накануне она позвонила своему шефу в рекламное агентство и попросила дать ей отпуск за свой счет.
Ее шеф был удивлен и даже растерян. Ее просьба была неожиданна и необъяснима. «Ты чем-то недовольна или хочешь повышения?»
Энджи рассмеялась в ответ на эти слова и сказала, что она просто устала.
«Устала?»
Ей нужно отдохнуть. Но она еще не знает, сколько времени на это потребуется. А к концу разговора она вообще решила уволиться. Что тут такого? Она должна строить новую жизнь, но вряд ли это получится, если постоянно держаться за старую. У нее достаточно денег в банке, богатый опыт работы и отличный послужной список. Когда она почувствует, что снова готова влиться в привычный поток жизни, она найдет новую работу.
Энджи старалась не вспоминать, как часто Конлан умолял ее сделать именно это. «Работа убивает тебя, — повторял он. — Разве мы можем вести спокойный образ жизни, если ты постоянно куда-то несешься сломя голову? Врач говорит…»
Она сделала погромче музыку — играла какая-то старая и милая мелодия — и вдавила в пол педаль газа. Мили оставались позади, и с каждым мгновением Сиэтл становился все дальше, а город ее юности — все ближе. Наконец она свернула с федеральной трассы и, следуя зеленым указателям «Вашингтон Бичес», двинулась к Вест-Энду.
Городок встретил ее приветливо. Вокруг все блестело: и мокрые после дождя улицы, и листва. Когда-то фасады магазинов были выкрашены в ярко-голубой, зеленый и бледно-розовый цвета, чтобы сохранить дух рыбачьей деревушки Викторианской эпохи, но со временем цвета поблекли и под действием непогоды приобрели одинаковый серовато-серебристый оттенок. Двигаясь вдоль Фронт-стрит, Энджи вспоминала парады в День независимости. Каждый год в этот день они наряжались и всей семьей выходили на улицу с флагом, на котором было написано «Ресторан «Десариа». Они бросали конфеты в толпу. Тогда все это вызывало у Энджи только дикое раздражение, но сейчас… сейчас она грустно улыбалась и вспоминала рокочущий смех отца. «Ты, Энджела, член семьи. Не отставай».
Она опустила стекло в машине и сразу ощутила солоноватый запах моря, смешанный с ароматом хвои. Видимо, где-то неподалеку была пекарня: в воздухе пахнуло сдобой и корицей.
Близился вечер, на их улице было немало народу. Люди собирались маленькими группками и оживленно беседовали. Энджи увидела на пороге аптеки мистера Петерсона, местного фармацевта. Он помахал ей, и она помахала ему в ответ. Она знала: сейчас он зайдет к мистеру Таннену в расположенную по соседству скобяную лавку и сообщит, что Энджи Десариа вернулась. А потом, понизив голос, добавит: «Бедняжка, она недавно развелась».
Энджи подъехала к светофору — одному из четырех в городе — и остановилась. Ей нужно было поворачивать налево, к дому родителей, но океан, как сирена, манил ее своей песней, и она откликнулась на этот зов. Кроме того, она еще не была готова к встрече с семьей.
Поэтому Энджи повернула направо и поехала по длинной, извилистой дороге, ведущей из города. Слева от нее до самого горизонта простирались подернутые рябью серые воды океана. Ветер упорно клонил вниз траву в дюнах.
Всего в миле от города был уже совершенно другой мир с редкими коттеджами, оборудованными тут и там местами отдыха и сбившимися в кучку домиками, которые сдавались в аренду отдыхающим. Со стороны дороги всего этого видно не было. Яппи еще не разведали эту часть побережья, расположенную в стороне от трасс, соединяющих Сиэтл и Портленд, и отгороженную высокими раскидистыми деревьями, а у местных не было денег, чтобы покупать прибрежные участки. Поэтому берег здесь оставался диким. Первобытным. Океан рокотом возвещал о своем присутствии и напоминал тем немногим, кто появлялся на берегу, что когда-то, очень-очень давно, люди верили, что в его неизведанных глубинах живут драконы. Иногда океан бывал спокойным, правда, это спокойствие было обманчивым. В эти короткие периоды на берегу появлялись туристы, которых манило ложное ощущение безопасности. Они забирались в свои арендованные байдарки и, подгребая веслом, плыли куда глаза глядят. Каждый год кто-то из них пропадал без вести, и к берегу возвращались только их ярко раскрашенные лодки.
