Кристин Ханна - Всё ради любви
Она включила свет и закрыла за собой дверь.
Это была идеальная детская, как на картинке.
Энджи зажмурилась, словно тьма могла помочь. В памяти зазвучала нежная мелодия из «Красавицы и Чудовища» и перенесла ее в тот давний день, когда она впервые закрыла дверь этой комнаты. Это было после того, как их идея с усыновлением, на которое они решились с огромным трудом, закончилась полным крахом.
«Миссис Малоун, у нас есть младенец. Мать — подросток — выбрала вас и Конлана. Приезжайте ко мне в контору и познакомьтесь с ней».
Перед встречей Энджи целых четыре часа подбирала наряд и делала макияж. Потом они приехали в адвокатскую контору и познакомились с Сарой Деккер. Все трое сразу же прониклись друг к другу симпатией. «Мы будем любить твоего ребенка, — пообещала Энджи девочке. — Можешь доверять нам».
На целых замечательных шесть месяцев они с Конланом оставили попытки завести собственного ребенка. Секс снова превратился в удовольствие, в их сердцах снова пробудилась любовь. Жизнь была прекрасна. В доме поселилась надежда. Торжественное событие отпраздновали в семейном кругу. Они поселили Сару в своем доме и окружили ее любовью и заботой. Они сопровождали ее во время каждого визита к гинекологу. За две недели до назначенного срока Сара купила трафареты и краску, и они с Энджи принялись готовить эту комнату. Нарисовали на потолке голубое небо, а на стенах — пушистые белые облака. Из-за белого заборчика выглядывали яркие цветы, над которыми летали пчелки, бабочки и феи.
Первые признаки катастрофы возникли в тот день, когда у Сары начались роды. Энджи и Конлан были на работе. Когда они вернулись, дом встретил их противоестественной тишиной. Сара не оставила ни записки, ни сообщения на автоответчике. Они просидели в неведении почти час, прежде чем зазвонил телефон.
Когда они услышали, что родилась девочка, они принялись вырывать трубку друг у друга и ходить от радости. Только спустя несколько мгновений до их сознания дошел смысл всего сказанного Сарой. Даже сейчас Энджи помнила лишь обрывки того разговора:
«Простите меня… я передумала… ко мне вернулся мой парень… я не отдам дочку».
В тот день они закрыли дверь детской и больше ни разу не открывали ее. Раз в неделю домработница заходила туда, а вот Энджи и Конлан — никогда. Больше года эта комната оставалась пустой, превратившись в своего рода склеп, в котором была похоронена их мечта о прекрасном будущем. Они отказались от всего — консультаций у специалистов, лечения, уколов и процедур. А потом Энджи каким-то чудом забеременела. На пятом месяце беременности они решились снова зайти в эту комнату и впустить в нее свои надежды. Зря они это сделали.
Энджи подошла к стенному шкафу, достала из него большую картонную коробку и принялась вынимать лежавшие в ней предметы. Она изо всех сил старалась отогнать воспоминания, которые пробуждало в ней прикосновение к каждому из них.
— Эй!
Она не слышала, как дверь открылась и вошел Конлан.
Энджи понимала, что Конлану больно видеть, как его жена сидит посреди комнаты рядом с картонной коробкой и перебирает дорогие ее сердцу детские вещи: сложенные стопкой пеленки из бледно-розовой фланели, ночничок в виде Винни-Пуха, рамку для фотографий с сюжетом из «Аладдина», новенькие детские книжки. Из детской мебели в комнате осталась только колыбелька.
Она оглянулась. Фигура мужа виделась ей словно в тумане, к Энджи только сейчас поняла, что у нее на глаза навернулись слезы. Ей захотелось сказать ему, как она сожалеет о том, что между ними нет прежних отношений. Она положила руку на сложенные розовые пеленки, погладила мягкую ткань.
— Я обезумела. — Это было единственное, что она смогла произнести.
Конлан сел рядом с ней. Энджи ждала, что он заговорит, очень надеялась на это, но он лишь молча сидел и смотрел на нее. Она все понимала. Прошлое научило его осторожности. Он действовал, как животное, которое вынуждено приспосабливаться к опасной окружающей среде, которое понимает, что только умение затаиться или передвигаться абсолютно бесшумно способно сохранить ему жизнь. И этой опасной окружающей средой была нестабильная в эмоциональном плане Энджи, глушившая тоску таблетками.
— Я забыла о нас, — сказала она.
— Отныне нет никаких «нас», Энджи. — Конлан произнес это нежно, и от этой нежности ей стало еще горше.
Ну вот! Один из них наконец-то решился сказать это.
— Знаю.
— Я тоже хотел ребенка.
Она судорожно сглотнула, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. За прошедшие годы она совсем забыла, что желание Конлана стать отцом было таким же сильным, как ее — стать матерью. Она просто не думала о нем, полностью сосредоточившись на своем торе. Теперь-то Энджи понимала, как ошибалась, эта ошибка всегда будет преследовать ее. Она всю жизнь стремилась к успеху — родственники называли ее одержимой успехом, — и материнство было для нее еще одной целью, которую предстояло достичь. Только она упустила из виду, что ради этого надо объединиться в команду.
— Прости, — снова проговорила она.
Конлан обнял ее и поцеловал. Так он уже давно не целовал ее.
Они долго сидели обнявшись.
Энджи очень хотелось бы, чтобы его любви было для нее достаточно. Ведь по идее так и должно было бы быть. Однако ее желание иметь ребенка оказалось мощнее, оно напоминало огромную приливную волну, которая обрушилась на них с неимоверной силой, смела все на своем пути и утянула их обоих в пучину. Возможно, год назад ей бы и удалось вынырнуть на поверхность. Но сейчас уже нет.
— Я любила тебя…
— Знаю.
— Зря мы не сберегли то, что имели.
Позже, когда она одна лежала в кровати, которую они когда-то покупали вместе, она попыталась вспомнить все те «как» и «почему», все то, что они говорили друг другу в конце их любви. Однако у нее ничего не получилось. В памяти всплывал только запах детской присыпки и звук его голоса, когда он прощался.
2
Удивительно, как много времени нужно, чтобы разрушить жизнь. Когда Энджи и Конлан решили покончить со своим браком, на первый план вышли детали. Как разделить все на две равные части, особенно то, что не делится, например их дом и их души. На это они потратили месяцы, но к концу сентября все вопросы были решены.
Ее дом — нет, сейчас этот дом уже принадлежал неким Фэдерсонам — опустел. Вместо спален, и отделанной известным дизайнером гостиной, и выложенной гранитной плиткой кухни у нее теперь была значительная сумма на банковском счете, небольшой отсек в складском хранилище, заполненный кое-какими предметами их мебели, и машина с багажником, забитым чемоданами.
