Дженнифер Смит - Статистическая вероятность любви с первого взгляда
— Стоматологи. Пауки. Кухонная плита.
— Кухонная плита! Ясно, кулинария — не твое увлечение.
— А еще тесные, замкнутые пространства, — тихо закончила Хедли.
Он наклонил голову:
— Как же ты летаешь? Хедли пожала плечами:
— Стискиваю зубы и надеюсь на лучшее.
— Неплохая методика! — Он рассмеялся. — И как, действует?
Хедли не ответила. Если о страхе ненадолго забыть, потом становится еще хуже, когда опять вспомнишь. Страх налетает с новой силой, словно взбесившийся бумеранг.
— Чепуха! — усмехнулся парень, поставив локти на стол. — Смотри, как ты классно справляешься с майонезофобией, а клаустрофобия по сравнению с ней — ничто!
Он кивнул на облепленный майонезом и хлебными крошками пластиковый нож. Хедли благодарно кивнула.
Они жевали, поглядывая на телевизор в углу, — там без конца прокручивали прогноз погоды. Хедли никак не могла сосредоточиться на еде, то и дело исподтишка косясь на своего спутника. И каждый раз в ее животе что‑то переворачивалось, причем дело явно было не в остатках майонеза, прочно прилипших к сэндвичу.
До этого у нее был всего один мальчик, Митчел Келли, — простоватый спортсмен, беспроблемный и невероятно скучный. Они встречались почти целый год. Хедли с удовольствием наблюдала за его игрой на футбольном поле (ей особенно нравилось, когда он махал ей, обернувшись к трибунам) и всегда была рада поболтать с ним на переменке. Ей особенно нравилось, как он подхватывал ее и кружил, сжимая в объятиях. И хотя она четыре месяца назад долго плакалась подружкам, когда он решил с ней расстаться, все же этот краткий роман сейчас казался ей самой нелепой ошибкой на свете.
Как мог ей понравиться парень вроде Митчела, когда на свете бывают такие, как этот?! Такие высокие, поджарые, с лохматой шевелюрой, с удивительными зелеными глазами и крошечным пятнышком горчицы на подбородке — именно благодаря этому мельчайшему изъяну вся картина в целом становилась абсолютно совершенной.
Как же так, совсем не знать, какие мальчики тебе нравятся! И вообще — разве тебе может понравиться какойнибудь мальчик, пока это не случится на самом деле?!
Хедли скомкала салфетку под столом и поймала себя на том, что до сих пор мысленно называла этого парня просто «англичанин». Решившись наконец, она подалась вперед и, роняя на пол крошки, спросила, как его зовут.
— Ага, точно, — ответил он, хлопая глазами. — Кажется, по правилам с этого полагается начинать. Я — Оливер.
— Типа Твист?
— Ого! — Он улыбнулся. — А еще говорят, американцы необразованные.
Хедли прищурилась, притворяясь, будто сердится.
— Очень смешно!
— А тебя как зовут?
— Хедли.
— Хедли, — повторил парень, кивая. — Красиво.
Ну что же, речь всего лишь об имени, но все‑таки ей почему‑то приятно. Может, всему виной его акцент или какой‑то интерес, вспыхнувший в зеленых глазах. Так или иначе, что‑то заставило ее сердце биться быстрее, словно от удивления. Наверное, в этом все и дело — слишком уж все неожиданно. Она заранее боялась этой поездки и оказалась совершенно не готова к тому, что попутно может встретиться что‑нибудь хорошее.
— Огурчик доедать не будешь? — спросил он.
Хедли покачала головой и придвинула ему свою тарелку с маринованным огурцом. Оливер уничтожил его в два счета и снова откинулся на спинку стула.
— Ты была раньше в Лондоне?
— Нет, — пожалуй, она ответила излишне резко.
Оливер засмеялся:
— Не настолько там и плохо!
— Да, конечно, я понимаю. — Хедли прикусила губу. — А ты живешь в Лондоне?
— Я там вырос.
— А сейчас где живешь?
— В Коннектикуте. Я учусь в Йеле.
Хедли не могла скрыть своего удивления:
— Правда?
— А что, непохоже?
— Нет, просто это так близко…
— Близко к чему?
Эти слова вырвались у нее совершенно случайно, и теперь у Хедли горели щеки.
— К тому городу, где я живу. — Она поторопилась заговорить о другом: — А я по твоему акценту решила, что ты…
— Лондонский беспризорник?
Хедли, окончательно смутившись, замотала головой, а Оливер захохотал:
— Шучу! Я уже один год отучился.
— А почему домой не поехал на лето?
— Да так… Мне здесь нравится. Плюс еще я получил грант на летнюю научную практику, так что вроде как и обязан присутствовать.
— А что за практика?
— Я изучаю процесс ферментации майонеза.
— Неправда! — засмеялась Хедли.
Оливер нахмурился:
— Правда! Это очень важное исследование. Знаешь ли ты, что двадцать четыре процента майонеза производят с добавлением ванильного мороженого?
— Действительно серьезное открытие! — Она фыркнула. — Нет, а на самом деле что ты изучаешь?
Какой‑то тип, проходя мимо, задел ее с такой силой, что чуть не опрокинул стул, и потопал себе дальше, даже не извинился.
Оливер усмехнулся:
— Проблемы перегруженности предприятий общественного питания в американских аэропортах.
— Не смеши! — Хедли встряхнула волосами и оглянулась на забитый народом коридор. — Если бы ты на самом деле придумал, как справиться с этими толпами, я была бы рада. Ненавижу аэропорты!
— Правда? А мне нравится.
Хедли показалось, что он опять дразнит ее, но Оливер был вполне серьезен.
— Здорово, когда ты уже не здесь, но еще не там. Ждешь своего рейса и больше никуда не должен спешить. Просто… в подвешенном состоянии.
— Это, наверное, неплохо, — тут же отозвалась Хедли, теребя алюминиевое колечко на банке с содовой. — Если бы не столпотворение…
Оливер оглянулся через плечо.
— Ну, не всегда же здесь такая толкучка…
— Для меня — всегда.
На табло замигали зеленые надписи — отмена или задержка рейса.
— Еще есть время, — заметил Оливер.
Хедли вздохнула:
— Знаю, просто я как раз опоздала на свой рейс. Получилась вроде как отсрочка казни.
— Какой рейс, предыдущий?
Она кивнула.
— А свадьба когда?
— В полдень.
Оливер поморщился:
— Трудно успеть.
— Я так и поняла. А когда та свадьба, на которую ты едешь? Он отвел глаза.
— В два нужно быть в церкви.
— Значит, успеешь, все нормально.
— Угу, наверное, — отвечает он.
Они сидели и молчали, уставившись в стол. Приглушенный звонок. У Оливера в кармане! Он вытащил мобильник и напряженно посмотрел на него. Телефон все звонил и звонил. Оливер вскочил, словно приняв какое‑то решение.
— Надо все‑таки ответить. Извини, — сказал он, отходя от стола. Хедли помахала рукой:
— Ничего страшного, иди!
