Кара Локвуд - Улыбнитесь, вы уволены
Женщина-слон сильно обижается, когда кто-то кричит ей, чтобы она поменьше выступала и почаще мылась. Она кидается на человека и бьет его табличкой «Освободите Фергюсона».
Воспользовавшись неразберихой, я бросаю свой плакат, отхожу от демонстрантов и занимаю более безопасную позицию зрителя в растущей толпе зевак, собравшихся на тротуаре перед судом. Как раз в это время появляется озадаченный Тодд. Дюжина вооруженных полицейских вываливается из подъехавшего только что фургона и чуть не сбивает его с ног.
Полисмены отделяют меня от Тодда и толкают его в гущу демонстрантов.
— Какого черта? — кричит Тодд.
События развиваются стремительно.
Полицейские бросаются в атаку, распыляя перцовый аэрозоль, словно освежитель воздуха. Они опрокидывают пикетчиков на землю, заворачивают им руки за спину и надевают пластиковые наручники. Тодд, ничего не понимая, стоит за женщиной-слоном. Неожиданно она пригибается, спасаясь от аэрозоля, и химикаты летят Тодду в рот. Он энергично отплевывается. Увы, плевок попадает на защитный шлем стоящего перед ним полисмена, и, прежде чем я успеваю крикнуть «Беги!», Тодда хватают. Скрутив руки за спиной, его отводят в тюремный фургон вместе с несколькими десятками других демонстрантов, пинающих полицейских по ногам.
Последнее, что я слышу, перед тем как полиция закрывает двери фургона, это возмущенные выкрики Тодда: «Я республиканец, черт возьми!»
Тодд переносит заключение на удивление хорошо. «Хорошо» значит, что, вопреки моим ожиданиям, с ним не случается ни удара, ни нервного срыва и он не замирает, свернувшись калачиком, на тюремной койке. Одного полудневного прогула было бы достаточно, чтобы Тодд потерял равновесие, но на этот раз он удивительно спокоен. В том смысле, что он проклинает меня по телефону всего лишь двадцать минут подряд.
— Тодд, успокойся, — прошу я. — Тодд, если ты не успокоишься, я повешу трубку.
— ЕСЛИ ТЫ НЕ ВЫТАЩИШЬ МЕНЯ ОТСЮДА, Я ТЕБЯ УБЬЮ! — орет Тодд в тюремный телефон.
— Скажи ему, чтобы он держал себя в руках, — подсказывает Стеф.
Стеф избежала ареста, но все-таки получила порядочную дозу перцового аэрозоля, как и съемочная группа новостей. Она сидит рядом со мной на папином диване.
— Тодд, даю трубку папе.
— Не говорите со мной таким тоном, молодой человек! — рявкает папа на Тодда. — Мы сделаем все возможное, чтобы тебя освободить.
Пауза.
— Если ты не прекратишь, сын, я повешу трубку, — угрожает папа.
Снова пауза.
— Я не шучу, Тодд.
И папа тут же бросает трубку.
— Это послужит ему уроком, — объясняет он.
Стеф кашляет. Ее глаза заплыли от перца, остались только щелочки. Такое впечатление, будто на нее напал пчелиный рой.
— Мы будем в десятичасовых новостях и в газете, это точно, — утверждает Стеф.
— Не вижу, что здесь хорошего, — ворчит папа.
Тогда Стеф пытается объяснить папе тонкости связей с общественностью и маркетинга.
— Маразматически-либеральный бред, — заявляет в ответ папа, когда Стеф заканчивает свою речь.
В новостях нас показывают в шесть, шесть тридцать и десять. К счастью, я нигде не попала в кадр, зато Стеф перед камерой говорит внятно и спокойно, несмотря на толчки и пинки демонстрантов. Новости без купюр транслируют ее высказывания: продуманные, внятные обвинения «Максимум Офиса» в недобросовестном отношении к своим сотрудникам и главное — в «фабрикации» дела против Фергюсона. В двух выпусках даже приводится адрес ее сайта — www.freeferguson.com[18].
В этот же вечер папа вытаскивает Тодда из тюрьмы. Тодд входит в дом растрепанный, его всегда безупречный воротничок помят и перекошен. Лицо еще слегка опухшее от перца.
Тодд испепеляет меня взглядом.
— Думаю, нет нужды говорить, что во всем виновата ты, — заявляет он.
— Прости, — каюсь я, а сама едва удерживаюсь от смеха.
— Я и подумать не мог, что тебя когда-нибудь арестуют вместе с демонстрантами-хиппи, — поддразнивает его папа.
Тодд краснеет и чуть ли не пузырится от бешенства.
— Даже не начинай, папа, — предупреждает он.
— Могло быть хуже, — утешаю я. — Тебя могли арестовать за попытку взять автограф у Хиллари Клинтон.
— А с тобой я больше не разговариваю. Никогда. Ни за что.
Следующие несколько дней проходят бурно. СМИ постоянно названивают Стеф, в «Трибюн» публикуется цикл статей о продажности и произволе корпораций, подробно рассказывается о сокращениях в «Максимум Офисе» и о демонстрации. Некоторые компании отзывают у «Максимум» свои заказы, опасаясь недовольства клиентов. Крупное слияние «Максимум Офиса» и его ближайшего конкурента, компании «Офис Онлайн», откладывается на неопределенный срок из-за падения репутации и курса акций «Максимум». А через Стеф я узнаю, что невеста Майка Орефуса якобы его бросает.
Удивительно, как мало меня волнует, что Майк свое получил. Очевидно, месть потеряла всякую привлекательность из-за Кайла.
— Да, я тебе говорила? Еще два адвоката предложили бесплатно взять дело Ферги! — радуется Стеф.
В родительской гостиной я обнаруживаю, что папа сидит на диване и, не отрываясь, смотрит «Мнение». Когда я вхожу, он поспешно переключается на другой канал.
— Я видела, что ты смотрел, — говорю я.
— Не понимаю, о чем ты.
Пауза.
— Можешь переключить обратно.
— Хорошо, — соглашается папа.
Он снова включает канал, где идет «Мнение».
— Я надеялся, это поможет мне лучше понять твою маму, — защищается он.
— Не нужно передо мной оправдываться.
— Кстати, тебе звонил Кайл.
Сердце подпрыгивает. Может, он все-таки меня не ненавидит?
— Звонил? Когда?
— Не знаю. Вчера. Или позавчера, — отвечает папа.
— Пап! — Я закатываю глаза, изображая приступ отчаяния. Господи, время повернуло вспять, и мне снова пятнадцать. Но если юность, полная пропущенных звонков и неумелых папиных ответов на них, меня чему-то и научила, то это тому, что на истерические припадки папа не реагирует. — Это очень ВАЖНО. — Я тщательно произношу каждый слог, как будто для иностранца. — Расскажи мне все, что он говорил.
Папа на минуту задумывается.
— Мы обсуждали последний матч.
— А еще?
— А что еще можно обсуждать? — бурчит папа. В его представлении, мужчины могут говорить только о трех вещах: бейсбол, работа и стрижка газона.
— Ты не помнишь, когда он звонил?
— Может, в понедельник.
Я вздыхаю и сдаюсь. Легче понять французские слова, произнесенные задом наперед под водой, чем вытянуть из папы, что ему сказали по телефону.
