Бернард Хирш - Нити судьбы
Сара снова набрала номер телефона в Вэйле. На этот раз Кэндэс сняла трубку.
— Да?
— Кэндэс? Это ты? — спросила Сара.
— Кто это говорит?
— Это Сара. С тобой все в порядке? Мы ожидали вашего приезда еще вчера.
Кэндэс зарыдала.
— О Сара!.. Все ужасно! У Джейсона инсульт!
Спустя несколько минут Сара положила трубку, ее лицо было бледным.
— Джейсон перенес инсульт, — сказала она упавшим голосом. — Какой ужас!
— О Господи! Что же теперь будет?
— Слышал бы ты голос Кэндэс… Надо сообщить Морису. Похоже, она никому не звонила и теперь оказалась там в одиночестве.
Кэндэс в полной прострации поднялась с постели, машинально оделась и отправилась в больницу.
Перед выходом из дома она взглянула в зеркало и с трудом узнала себя: постаревшая, усталая. События последних нескольких недель дали о себе знать.
Весь остаток дня Кэндэс провела у постели Джейсона. Она ни на минуту не выпускала его руку, надеясь через это прикосновение передать ему хотя бы часть своей энергии. Изредка выходила из комнаты, чтобы только выпить чашечку кофе.
Никаких изменений в состоянии Джейсона не происходило. Он по-прежнему пребывал в коме.
Поздно вечером, уже собираясь лечь спать, Кэндэс услышала громкий стук в дверь. Когда она открыла, увидела на пороге Мориса.
— О Господи! Как я рада тебя видеть!
Заплакав, она бросилась брату на грудь.
— Ш-ш! Все в порядке, — успокаивал ее Морис. — Теперь я с тобой!
Кэндэс утерла слезы.
— Кажется, я только и делаю, что плачу с тех пор, как это случилось.
— Да, я тебя понимаю. Поплачь, станет легче.
Кэндэс попыталась изобразить улыбку и приложила ладони к вискам.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу.
— Да нет, ты выглядишь как женщина, которая переживает за своего мужа.
Морис провел сестру в гостиную.
— Думаю, нам надо выпить чего-нибудь покрепче.
— О'кей! — согласилась Кэндэс, а сама продолжала стоять, как бы застыв на месте.
Морис передал ей стакан с шотландским виски, на который Кэндэс с недоумением посмотрела. Тогда брат подвел ее к дивану и усадил.
— На, выпей, — предложил он.
Кэндэс сделала глоток, но поперхнулась и закашлялась. И все-таки спиртное согрело ее; она почувствовала, что как бы вновь оживает.
Спустя некоторое время Кэндэс с горечью сказала:
— Это было наше лучшее время с Джейсоном. — И, с силой ударив кулаком по подлокотнику дивана, продолжала: — Так несправедливо! Мы только-только начали снова сближаться. Почему, Морис? Почему именно сейчас?
Морис поднялся с кресла и подошел к сестре поближе, чтобы успокоить ее. Они обнялись, и Кэндэс снова заплакала.
Взяв ее за плечи, Морис немного встряхнул сестру.
— Ладно, Кэндэс, довольно! Тебе следует взять себя в руки. Слезами Джейсону не поможешь. Нам нужно действовать!
Кэндэс уставилась на него непонимающе.
— Я хочу спросить, он находится в хорошем месте? В самом лучшем?
— Не знаю… — нерешительно произнесла Кэндэс. — Но врачи не рекомендовали перевозить его в Денвер; они считают положение критическим.
— Тогда мы хотя бы постараемся вызвать сюда хороших специалистов. Хорошо?
Кэндэс кивнула головой, соглашаясь.
— Отлично! Я свяжусь завтра кое с кем из моих знакомых в Нью-Йорке. Посмотрим, что они скажут. Оставь эти заботы мне. А теперь, сестренка, почему бы тебе не вздремнуть?
Позвонить им куда-либо завтра так и не пришлось: ночью Джейсон умер.
Глава двадцать восьмая
Морис позаботился о перевозке тела Джейсона в Нью-Йорк. Он сделал заявление для прессы и оповестил о случившемся сотрудников компании.
Кэндэс держала себя в руках только благодаря кокаину. Она настояла на том, чтобы ей позволили еще раз взглянуть на Джейсона, и Морис отвез ее в морг. Она постояла рядом с телом, затем приподняла простыню и посмотрела на лицо своего покойного мужа. В это мгновение перед ней пронеслась вся их совместная жизнь — и плохое, и хорошее. Взяв холодную руку мужа, она крепко сжала ее.
— Я больше никогда не подведу тебя, Джейсон Голд, — произнесла Кэндэс вполголоса. — Можешь мне поверить!
Накрыла его простыней и пошла к выходу. Слез больше не было…
Кэндэс вернулась к машине, где ее ожидал Морис, и быстро села на переднее сиденье. Ее лицо все еще оставалось бледным, но на щеках уже начал понемногу проступать румянец.
Она слабо улыбнулась.
— Ну ладно, братец. Вперед, в Денвер. Нам надо успеть на самолет!
Известие о смерти Джейсона, так скоро последовавшее после сообщения о нападении на него, поразило весь мир моды. Служащие «Кэндэс Эванс» были в панике, ведь теперь их будущее стояло под вопросом. Сохранится ли компания в прежнем виде? И кто будет теперь ею управлять?
Кэндэс вернулась из Денвера во вторник вечером. А в десять утра в среду появилась в офисе, одетая во все черное, бледная, внешне спокойная. Она остановилась в центре демонстрационного зала и молча огляделась. Сотрудники собрались вокруг в ожидании, что она скажет.
— Я уверена, что все вы поражены смертью Джейсона — начала наконец Кэндэс. — И поверьте, никто не переживает эту утрату сильнее, чем я. — На секунду она приложила к глазам платок. — Мне будет очень недоставать его самого и, конечно, его опыта работы. У него были грандиозные планы в отношении компании, я постараюсь их осуществить.
Служащие переглянулись со смешанными чувствами надежды и сомнений на лицах.
— Обещаю, что компания будет работать так же, как при Джейсоне. Он отдавал делу всего себя. — Кэндэс сжала руки в кулаки, пытаясь совладать с нараставшим в ней напряжением. — Я не должна подвести его, — с горечью продолжала она. — Компания была, есть и будет! Я сделаю для этого все возможное. А теперь довольно! У нас много работы.
Закончив говорить, Кэндэс стремительно прошла в свой кабинет. Некоторое время служащие стояли молча в нерешительности, потом разом заговорили.
Морис уладил все проблемы, связанные с похоронами.
Хотя Джейсон не был верующим и не посещал синагогу, Кэндэс настояла, чтобы церемония погребения состоялась на еврейском кладбище, где были похоронены родители Джейсона, и чтобы присутствовал раввин.
Похороны состоялись на кладбище Риверсайз Мемориал в пятницу утром. Присутствующих было много начиная от постоянных клиентов и заканчивая сотрудниками и коллегами.
В течение всей церемонии Кэндэс сохраняла спокойствие. Одетая в траур, она была похожа на даму из высшего общества, ни разу не нарушив молчания. Ее горе должно было оставаться ее личным делом.