Вера Копейко - Окольцованная птица
Он, может быть, и женился бы, но… Зачем спешить? Кто его гонит? И ее тоже — кто? Ульяна не девочка, она сама понимает, ей тоже незачем спешить и ошибаться. Да она же сама отказалась выходить за него! А он ей говорил… Разве в шутку? Но вот любовниками они могли бы стать, настоящими любовниками. Что в этом дурного?
Роман поставил чайник и сложил руки на груди. Света уехала от него на рассвете, ей надо было завернуть домой перед тем, как поехать на работу. Вспомнив о ней, он почувствовал, как на душе стало ровно и спокойно. Привычно. Слишком давно он ходит в холостяках, и, надо сказать, это состояние его не тяготит.
Он заварил себе, большую кружку зеленого чая, который назывался странно — «Серебряный порох», но китайцы, которые изобрели самый настоящий порох в давние времена, а также продали ему этот чай, знают, что делают. Он послушно купился на название.
Зеленый чай с утра располагал к размышлениям, к откровенности с самим собой. Вчера он позвонил Ульяне, поздно, почти ночью. В конце концов, он считал себя обязанным выразить свое сочувствие. Ее телефон не отвечал, и, если честно, сначала Купцов испытал облегчение. Он не был уверен, что найдет слова, достойные такого случая. Но потом, снова и снова нажимая на кнопки аппарата, он все отчетливее ощущал, как внутри его пробивается другое чувство, несвоевременное, сказал бы он, и в общем-то беспричинное. Он еще отхлебнул из чашки, поморщился — слишком крепко, но мозги прочищает. Ревность, вот что. Где она? С кем она?
Роман усмехнулся. Мог бы вспомнить, что еще два часа назад в его спальне удовлетворенно посапывала в подушку другая женщина, с которой он занимался любовью на той же кровати, что и с Ульяной. Но в этом нет ничего особенного, Света ему почти жена!
Он уставился в чашку, зелень в ней стала такой же густоты, как глаза Ульяны. Темная зелень. Болото. Чем дольше смотришь, тем сильнее засасывает.
Сейчас он допьет чай и снова попробует набрать ее номер.
Роман набирал и набирал выученные наизусть цифры — никого. Могла бы и сама позвонить, чертыхнулся он. А что сказать? Сообщить ему, что кто-то оказался удачливее, чем он? Да, какой-то коллекционер пошел дальше его, действительно, люди, охваченные страстью обладания, бывают совершенно безудержны в достижении собственной цели. Ведь даже он, вполне владеющий собой человек, позволил себе явиться к ней без приглашения, более того — войти в дом и вцепиться в ружье. Но его-то можно понять и оправдать, у него есть сверхзадача. Завещание предков. Счет в швейцарском банке. Так Купцов успокаивал свою заволновавшуюся совесть.
Роман быстро допил чай и пошел одеваться. От открыл платяной шкаф и окинул взглядом ряд костюмов, плотно висевших в нем. Сегодня день темно-синего, в тонкую полоску, подумал он. Сначала ему придется поехать на завод, потом в министерство — подписывать контракт, из-за него-то Света и выпрыгнула из теплой постели в такую рань — проверить все юридические заморочки. Ближе к вечеру — консультация в мэрии, а вечером… «Дожить бы до вечера», — одернул себя Купцов.
Итак, что у нас в сухом остатке? Ульянин телефон молчит. У его «скотта» нет пары. Она гуляет. Увели налево. Ну и он тоже отправится своей дорогой. Заниматься делами.
Звонок в дверь ударил по ушам. Он был длинный, упорный. Обычно так звонил почтальон, который регулярно приносил ему заказные письма, которые слали ему на домашний адрес из разных мест.
Он бросил на кровать вынутый из шкафа костюм, накинул белый махровый халат, из которого утром вынырнула Света и от ткани до сих пор пахло ее духами. Он поморщился от назойливо-сладкого фруктового аромата. Он не говорил ей, что ему не по себе от этого запаха, считая, что теперь не ему его обонять, все равно они расстались. Но пожалуй, стоит сказать, подумал он, подходя к двери и спотыкаясь о черные лодочки, которые Света оставила у него, предчувствуя, что их связь выходит на новый виток. Она и плащ не взяла, заметил Роман, поправляя съехавшее с вешалки плечо плаща.
Отстегнув цепочку, он открыл оба замка и толкнул металлическую дверь, приготовив любезную улыбку.
Улыбка застыла на его лице, когда он увидел, кто стоит на пороге. Что это? Галлюцинации? Материализация мысли? Он только что думал о ней, и вот она, Ульяна Кузьмина, уже здесь? Но… Или он все еще в виртуальной реальности, переутомился, а зайдя на сайт заказника, увидел ее?
— Ты? — выдохнул он и посторонился.
— Я.
— Но откуда? Ты не позвонила…
— А зачем? Я решила прийти сама и спросить тебя. — Она шагнула в уже знакомую прихожую, которая казалась ей сейчас совсем другой, не такой, как в прошлый раз. Расхристанной поутру, как обычно бывает в неубранных, не подготовленных к дневной жизни квартирах.
— Спросить? — непонимающе повторил Купцов.
— Да, спросить. — Ульяна бросила сумку на пол и сложила руки на груди, зеленые глаза горели, не отрываясь от его карих глаз, а щеки пылали румянцем. — Я знаю, зачем ты это сделал. Но я не понимаю, как ты посмел?
Он смотрел на нее, он чувствовал энергию, которая волнами исходила от нее. Возбуждение Ульяны достигло пика, сейчас он пройдет, этот пик, и тогда можно будет вставить словечко. Не сейчас, говорил он себе, весьма искушенный в отношениях с людьми.
— Как ты посмел украсть у меня ружье? — Внезапно она размахнулась и влепила ему пощечину.
Удар был крепкий, ощутимый, совершенно неожиданный. Перед тем как оставить его, чувство юмора подкинуло Роману ехидную мысль: ты что-то подумал насчет пика возбуждения, Купцов? Так то был не пик. Он будет сейчас…
Ульяна размахнулась еще раз, но Роман схватил ее за руку.
— Не так часто, Улей, — бросил он. — Лучше пореже, а то у меня будет слишком свежий цвет лица. Или, точнее сказать, освежеванный?
Она дергала руку, пытаясь вырваться, но он держал крепко.
— Успокойся, и тогда поговорим.
— Я не могу успокоиться, — шипела она, как рысь, пойманная в петлю. — Я ехала всю ночь, чтобы…
— Чтобы вмазать мне по морде, — усмехнулся он. — Прекрасная мысль. Ты очень правильно поступила.
— Так это, значит, ты? — Ее голос надломился и задрожал.
— А ты думала — нет?
— Я не думала…
— Понимаю, ты просто проверяешь всех подозреваемых в краже. И я первый в этом списке. Кстати, ты уже обратилась в милицию?
— Ага. Как же. — Она скривила губы. — К Ваньке Мокрому. Разбежалась. Его самого с собаками поискать.
— Мне очень жаль, Улей. Правда, жаль.
— Чего тебе жаль? — спросила она, и ее губы задрожали. Напряжение проходило, оставляя боль и неловкость, которые нужно скрыть во что бы то ни стало. Она старалась.
— Что не я украл это ружье, — сказал Роман, глядя в ее темно-зеленые глаза.
