Темные удовольствия - Мила Кейн
Она вцепилась в мою футболку и притянула меня к себе. Я прижал ее к дивану, мой рот целеустремленно двигался по ее губам.
Черт. Поцелуй с Евой всегда был кульминацией моей гребаной недели.
Она извивалась подо мной. Моя грудь наполовину закрывала ее, и она упиралась в меня своими сиськами. Ее рука схватила мою и опустила ее вниз по своему телу и между ног. Лишь небольшой клочок кружева отделял ее горячую киску от моей руки.
Пока нет, Золушка, пока нет, но скоро. Я хотел, чтобы Ева мучительно осознавала реальность, когда будет умолять меня трахнуть ее снова.
Я с усилием отдернул руку от ее киски и вместо этого запустил ее в волосы. Она застонала мне в рот, когда я схватил ее за косу и откинул голову назад, чтобы поглощать ее еще более тщательно. Я терся бедрами о край дивана. То, что Ева взяла инициативу в свои руки принесло мне колоссальное удовольствие. Я и не подозревал, что так отчаянно нуждаюсь в первом шаге от неё, пока это не случилось.
Но… она была не в себе, и мы должны были остановиться. Мне нравилось видеть капитуляцию в ее глазах, когда ее похоть побеждала здравый смысл и неприязнь ко мне. Мне нравилось видеть, как она умоляет, понимая, что проиграла битву со мной.
Со стоном я оторвал свои губы от нее и переместился к уху, облизывая нежную раковину, пока она не задрожала.
— Для чего это было? — спросил я хриплым голосом.
— Ты единственный мужчина, который когда-либо целовал меня… и ты хорош в этом. Я же говорила, что целовалась только с плохими парнями.
Эти слова вызвали во мне приступ собственнического удовлетворения. Единственный мужчина? Черт возьми, да. Мне понравилась эта мысль. Очень понравилась.
— Я так устала. Это нормально — так уставать после трех коктейлей?
Нет, но это из-за рогипнола.
— А теперь спи, Иви. Утром ты будешь чувствовать себя отвратительно, и ты заслужила это за то, что нарушила мои правила.
— Ты и твои правила, — пробормотала она, ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она отрубилась. Ее лицо разгладилось, а глаза закрылись.
Наконец-то я мог смотреть на нее сколько угодно.
Я убрал со стола использованные медицинские принадлежности и вымыл руки в ванной.
Она все еще спала, когда я вернулся и поднял ее на руки. Ночью в гостиной было холодно, а она была полуголой. Я отнес ее в нашу комнату, и пока я шел, она зарылась в мою грудь, ища утешения. Это движение заставило мое сердце странно забиться, как будто оно давно забыло, как это делается, и только что вспомнило.
Откинув одеяло, чтобы положить Еву на простыни, я уложил ее на кровать, а затем надолго застыл над ней.
Ева действительно была здесь, вся моя, скрытая темнотой. Я не мог оставить ее спать в этой одежде, не так ли? Она была перепачкана кровью и блевотиной. Было неправильно бросать Еву так. Ее платье блестело в тусклом свете, и я хотел, чтобы оно исчезло. Мои руки потянулись к подолу, прежде чем я смог остановиться. Я все еще был чертовски тверд после нашего поцелуя, и похоть затуманила мои мысли.
Я задрал его до талии, и моему взору предстали ее трусики. Неоново-розовое кружево. Я стоял и смотрел на них целую минуту. Я ожидал чего-то более спортивного и практичного, вроде ее обычных маленьких трусов-шортиков. Ева была полна сюрпризов. Она повернулась, выгнув спину, пытаясь устроиться поудобнее.
Платье было очень тесным, и стянуть его с головы казалось невозможным. В ее тумбочке лежали маникюрные ножницы. Я запомнил это после тщательного обыска, который провел, когда она только переехала и сразу же пошатнула мою решимость держаться от нее подальше. Я взял в руки маленькие золотые ножницы. Это платье не годилось для выхода на публику. Во всяком случае, не для Евы. Она надевала его в последний раз.
Я поднес ножницы к подолу и без малейших угрызений совести разрезал эластичный материал. Он разъехался в стороны, открывая небесно-оливковую кожу. Я разорвал декольте и платье полностью распахнулось.
Твою ж мать.
На ней не было лифчика. Знал ли Ашер, что его сестра бегает по студенческим вечеринкам без лифчика? Мне казалось, это должно быть незаконно или что-то в этом роде.
Ее сиськи уставились на меня, идеально созревшие и округлые. Я не мог отвести взгляд от розовых сосков. Она повернулась на бок, закинув руку на грудь, ища утешения во сне. Мой член заныл. Глубокое, тянущее чувство поднялось от моих яиц. Потребность кончить в непосредственной близости от этой женщины. Без долгих размышлений я снова поднял ее на руки и отнес в свою кровать. Она спала там прошлой ночью, так почему бы не сегодня? Я мог бы даже подразнить ее и сказать, что она сама туда забралась.
Я не стал долго думать над этим. Я чувствовал, что Ева моя, и я делал, что хотел со своей собственностью. Я не мог представить ее ни с кем другим. Не мог даже попытаться. Это казалось неправильным на глубинном уровне. Она принадлежала мне. Была моей.
Ева назвала меня избалованным, богатым и высокомерным… и это было правдой. Я привык получать то, что хочу, или забирать это. Ева занимала первое место в списке вещей, которые, как я начинал понимать, были мне жизненно необходимы. Я был настолько тверд, возбужден до предела из-за вида ее в моей постели, что знал, что никогда не смогу заснуть в нескольких сантиметрах от нее, если не кончу.
Я вытащил платье из-под нее и скомкал его в кулаке, пока другой рукой расстегивал пояс. Мое дыхание вырвалось с резким вздохом в тишине комнаты, когда я погладил свой болезненно твердый член. Стоя над ней, полностью одетый, с голым членом, гневно торчащим из расстегнутой ширинки, я позволил себе взглянуть на объект моей новой одержимости.
Ее волосы разметались по подушке. Я представил, как склоняюсь над ней, крепко сжимаю волосы, так чтобы ее голова оказалась в ловушке, и засовываю свой член между ее пухлых розовых губ. Она бы проснулась с ртом, заполненным мной до отказа. Или
