Жестокая сделка - М. Джеймс
Я не должен целовать ее. Я не должен прикасаться к ней снова. Дистанция, напоминаю я себе, даже когда мои губы касаются ее губ, и то, с какой готовностью она наклоняется навстречу поцелую, угрожает лишить меня всякого контроля. Нам даже не пришлось бы раздеваться. Я знаю, что под юбкой у нее ничего нет, и все, что мне нужно было бы сделать, это наклонить ее над кроватью, расстегнуть свои джинсы, и я мог бы оказаться внутри нее. Вонзаясь глубоко в ее влажную, горячую, тугую киску, отчего кончу сильнее, чем когда-либо за всю мою гребаную жизнь.
Ее губы приоткрываются, желая, чтобы мой язык оказался у нее во рту точно так же, как я знаю, что она хочет, чтобы мой член был у нее в теле. Я хочу притянуть ее к себе, крепко обнять, впиться в ее рот, а затем в ее киску, чтобы она могла жестко кончить на моем языке. Я хочу, чтобы те три гребаных ночи, которые мы провели вместе, повторялись снова и снова, пока все это, блядь, не развалилось. Именно эта последняя часть, напоминание о том, что произошло, позволяет мне отстраниться. Мой член пульсирует, джинсы стали слишком тесными, я пытаюсь сдержать его, но мне удается остановиться. Я отхожу от Изабеллы и вижу боль на ее лице, но не позволяю ей повлиять на меня.
Я не могу. Ради нас обоих. Я не могу доверять ей, и жизнь, проведенная в таких отношениях, постепенно истощила бы ее силы в попытках доказать мне свою правоту. Пытаясь заслужить доверие, а я, возможно, никогда не смогу его оказать. Это сломает нас обоих.
— Прости, — мягко говорю я ей. — В другой жизни, Изабелла, все могло быть по-другому. Если бы мы встретились по-другому, были другими людьми, у нас могло бы что-то быть. Я знаю это так же хорошо, как и ты. Но то, как обстоят дела сейчас…
— Я знаю. — Изабелла кусает разбитую губу и отворачивается. — Нам больше не нужно об этом говорить. Давай просто уйдем.
Она складывает платье в руках, ожидая, что я спущусь с ней вниз, выпишусь из отеля, оформлю наши документы, чтобы мы могли уехать, и продолжу бежать до самого Бостона. У меня до сих пор на языке вертятся слова, которые я произнес, я ненавижу их, ненавижу то, насколько они похожи на то, что Сирша сказала мне той последней ночью на моей кухне. Но я имел в виду именно это.
И что бы ни случилось с этого момента, я сделаю все возможное, чтобы не возвращаться к этому.
24
ИЗАБЕЛЛА
Я чувствую, что мое сердце разрывается. Прошлой ночью я всего на мгновение подумала, что, возможно, он передумал. Что, возможно, то, что мы спали вместе, то, что мы делали, означало, что мы все-таки попытаемся.
Он сразу сказал мне другое.
Мы тихо разведемся. Эти слова разрывают мое сердце, заставляя меня молчать весь час, который мы проводим в ратуше, возвращаясь к мотоциклу Найла. Я не говорю ни слова, пока мы наскоро завтракаем, и чувствую на себе его взгляд, но он тоже ничего не говорит. Между нами океаны пространства. Совсем как прошлой ночью, хотя в крошечной кровати не было и полдюйма.
Я смотрю, как он запихивает сложенное свадебное платье в седельную сумку, прикасаясь к золотому кольцу на моем пальце. У меня есть все, что, как я думала, я хотела, и я собираюсь это потерять. Прошлая ночь не стала началом, всего лишь прелюдией к концу.
Все, кроме моего…нашего-ребенка.
Все, что я могу сделать, это сосредоточиться на этом сейчас, заботясь о безопасности ребенка. Слушаться Найла, чтобы он мог помочь мне сделать именно это. Когда он заводит мотоцикл, я сажусь позади него, на этот раз шлем надежно пристегнут, и мое сердце сжимается от боли. Я смотрю на пустынную дорогу впереди нас, и мне хочется, чтобы мы могли остаться здесь, спрятавшись навсегда. Я хочу остаться с Найлом, и в глубине души я не хочу ехать в Бостон. Несколько недель назад я почти не выходила из дома своей семьи, а теперь собираюсь впервые покинуть страну. Это пугает меня, но я не хочу говорить об этом вслух.
Я не хочу показаться неблагодарной после всего, что Найл уже сделал.
За день мы проехали столько, сколько смогли. Трудно вспомнить, почему я когда-либо боялась сидеть сзади на мотоцикле Найла. Здесь чувствуешь себя намного свободнее, чем в автомобилях с пуленепробиваемыми стеклами, которыми владеет моя семья. Даже в шлеме я чувствую ветер в своих волосах, проносящийся мимо нас. Найл просто одет в рубашку с закатанными рукавами, его кожаная куртка убрана в седельную сумку для защиты от дневной жары. Я могу чувствовать его намного лучше вот так, обхватив его руками, прижимаясь щекой к его спине и вдыхая его аромат.
Я хочу запомнить каждый момент, который у нас остался.
Когда почти стемнело, Найл съезжает с шоссе в сторону следующего города, который мы видим.
— Мы остановимся здесь, — говорит он мне, когда мы сбавляем скорость настолько, что я могу слышать его сквозь рев двигателя мотоцикла.
Мое сердце немного подпрыгивает, потому что это означает еще одну ночь с ним, еще одну ночь, возможно, в одной постели. Он сказал, что мы остановимся перед отъездом этим утром, но я подумала, может быть, он решит просто проехать весь путь до конца, чтобы больше не быть так близко ко мне.
Вчера вечером он сказал, что жить со мной в одной комнате не составляет труда, но сегодня утром сказал мне, что, как только мы окажемся в Штатах, он разведется со мной. Поспешный развод, положивший конец почти фиктивному браку. Это заставляет меня задуматься, что он чувствует на самом деле.
— Давай что-нибудь перекусим. — Найл останавливается перед первым рестораном на главной улице, и у меня урчит в животе. Мы не останавливались на ланч, и сэндвич с яйцом, который я съела утром, когда мы уходили, уже давно переварился. Ресторан, который он выбрал, маленькая такерия, и он открывает мне дверь, когда мы заходим внутрь.
— На что похож Бостон? — Я осторожно спрашиваю его, пока мы сидим там в ожидании заказа еды, перед каждым из нас бутылка воды, а перед ним текила. — Там холодно?
Найл посмеивается.
— Иногда, — признается он. — Зимой бывает очень холодно. Много идет снега. Тебе это может понравиться, — добавляет он. — Немного новизны после всей этой пустыни.
— Тебе не нравится пустыня?
Он смотрит на меня, по его лицу пробегает какая-то не поддающаяся описанию эмоция.
— У меня смешанные чувства, — говорит он наконец, и мое сердце сжимается в груди. Я
