Арина Ларина - Молодая жена на испытательном сроке
Своим примером девушка лишний раз опровергала все учения о наследственности. Каким образом у интеллигентной и тихой Риммы Аркадьевны уродилась такая внучка, можно было объяснить только тем, что главную роль в становлении характера играют не гены, а окружение. Бабушка, жившая в большой коммунальной квартире на пять семей, никогда не склочничала с соседями, не подсыпала в кастрюльки соду, не гасила в туалете свет, когда кто-то шуршал там газетой, и не делала замечаний чужим гостям, которые давали неправильное количество звонков в дверь.
Приезд Дианы был равносилен революции в отдельно взятой маленькой общине. С автобусного вокзала она летела, как на крыльях. Начало новой жизни, яркие огни, глянцевые щиты, музыка, все это резко контрастировало с Могиловкой, жизнь в которой замирала после семи вечера в связи с экономией электроэнергии. Взбежав по лестнице к знакомой двери, обклеенной старым потрескавшимся дерматином, она навалилась на звонок. У бабушки Диана не была почти три года, изредка перезванивалась со старухой. Для этого приходилось бегать в сельсовет и упрашивать, чтобы дали позвонить. Но это было намного лучше, чем писать письма. Писать Диана не любила, тем более что у бабули была отвратительная привычка красным карандашом исправлять многочисленные ошибки и при встрече вываливать накопленные листочки перед внучкой, объясняя правила. Девушка налегла на звонок и не отпускала кнопку до тех пор, пока дверь не распахнулась.
На пороге стояла маленькая тощая тетка. Голову ее украшал ярко-розовый тюрбан, сооруженный из махрового полотенца. Морщинистое личико старой обезьянки тут же сложилось в гримасу крайнего неудовольствия. Несмотря на то, что Диана довольно давно не была в городе, тетку она узнала сразу: главная местная скандалистка Раиса Николаевна. Если раньше Диана по причине юного возраста и нежелания портить отношения с жильцами отмалчивалась, то теперь ситуация изменилась коренным образом.
– Это еще что за явление? – завопила Раиса Николаевна. – Нет, вы только гляньте на это чучело! Здесь тебе не Тверская, ошиблась городом, дорогуша!
– Щас как дам по тыкве, – ласково ответила ей Диана. – Закройся и отползай. Выходить из конуры будешь по моему разрешению, поняла, кикимора?
Глаза у Раисы Николаевны округлились, она начала хватать ртом воздух, набирая полные легкие для звуковой атаки, но Диана неожиданно ткнула ее крепким пальцем в солнечное сплетение и, улыбнувшись группе поддержки, нарисовавшейся на заднем плане, поделилась с новыми соседями небольшой частью своего словарного запаса. В заключение она отвесила Раисе Николаевне легкую затрещину, от чего у последней слетел тюрбан, предъявив собравшимся жидкие мокрые волосенки.
– Милиция! – не сдавалась Раиса. – Грабят, убивают!
– Красиво кричишь. – Диана аккуратно взяла тетку за халат и сообщила: – Хочешь, чтобы твои вопли были похожи на правду?
– Дианочка! – в коридор выпала бабуля. – Девочка моя, радость-то какая! Внученька моя маленькая приехала!
– Ночевать твоя внучка будет в отделении! – проорала Раиса, размахивая полотенцем, как флагом.
– Что случилось? – Римма Аркадьевна беспомощно оглянулась на двоих грязноватых мужиков, блаженно улыбавшихся под воздействием сорокаградусного допинга и красивой сцены возмездия, только что разыгравшейся на их глазах. Один из них был мужем пострадавшей Раисы, Григорием, в просторечии Гришаней, а второй Семеном Матвеевичем, местным слесарем, а по совместительству соседом, благодаря которому в квартире всегда были исправны батареи, краны и прочие удобства.
– Ничего, бабуля, – радостно улыбнулась Диана и сграбастала старушку в объятия так, что у той захрустели кости.
– А я жду-жду, тебя все нет, – хлопотала бабушка. – Ты правда ничего ей не сделала? А то Райка такая баба вредная, она и милицию запросто вызовет.
– Не бери в голову, бабуль, – махнула рукой внучка и подмигнула мужикам: – Мне бы помыться с дороги.
– Да-да, девонька, сейчас, пойдем…
Когда через час разрумянившаяся, без единого грамма косметики на розовом лице Диана вышла в коридор в своем старом халатике, с трудом прикрывающем лишь самое необходимое, ее уже поджидал участковый. Поскольку Раиса регулярно взывала к помощи органов правопорядка, то наряды на этот адрес выезжать перестали, посылая Егора Ивановича самого разбираться с подведомственной квартирой. Егор Иванович, недавно отпраздновавший свое тридцатилетие, приехал в город с Украины. Закончив школу милиции, он не захотел возвращаться домой и осел в Питере, оформившись участковым в местное отделение. Ему дали комнату в общежитии, и на сегодняшний день он считал, что жизнь удалась. Если бы не эта склочная баба, то его участок можно было бы считать самым благополучным. К моменту, когда он увидел Диану, Райка уже успела выдать свою версию произошедшего: неизвестная проститутка ворвалась в квартиру, избила ее и ушла мыться в ванную.
Ясность и четкость повествования очень портила Римма Аркадьевна, вставлявшая свои комментарии.
Егор Иванович раздраженно выслушал обеих и уставился на мужиков.
– А мы че? Мы ниче? Не в курсе мы…
И тут неземным видением выплыла Диана. Зацепившись взглядом за ее круглые аппетитные коленки, Егор Иванович замолк.
– Ой, здрассьти, – пропела девушка, захлопав глазами. В своем халатике, по подолу которого скакали голубенькие лошадки, она выглядела совершенно безобидно. Допустить, что эта пышечка избила Раису, все равно, что заподозрить кота в том, что он сожрал кактус.
– Вот она, змеюка, – взвизгнула Раиса Николаевна. Диана кротко моргнула и доверительно сообщила участковому:
– Вы знаете, жаловаться, конечно, неприлично, но эта тетенька меня ударила и не давала войти в квартиру. А я к бабушке приехала. Из деревни. Я в институт поступать буду. Вот.
И она смущенно начала теребить подол, оголив гладкие ляжки.
– Ах ты… – Раиса с пулеметной скоростью выдавала многоэтажные конструкции, изредка вставляя для связки оборотов обращение «товарищ участковый». Видимо, она боялась, что Егор отвлечется и упустит суть, скрывающуюся за сложными идиоматическими схемами, и таким образом привлекала его внимание к повествованию.
Диана тем временем открыла рот и, выпустив подол, прижала к груди пухлые кулачки:
– Ужас! Матные слова! Как вам не стыдно, тетенька!
Машинально проследив взглядом за ее руками, отставшими от подола, который немедленно упал обратно на полное розовое бедро, участковый уперся в ее «четвертый номер», на котором халатик едва сходился. Мимолетное сожаление о том, что ляжки спрятались под детской фланелью, сменилось стыдливой надеждой на то, что верхняя пуговица не выдержит и отлетит. Он с преувеличенной заинтересованностью начал задавать девушке наводящие вопросы и наконец, краснея, предложил:
