Моя по праву - Виктория Волкова
Зачем? Не понимаю!
Плюхнувшись на сиденье, откладываю в сторону пакет с вечными ценностями. Пытаясь унять ярость, бью кулаком по ладони. Но сколько голову не ломай, ничего на ум не приходит.
– Он как-то объяснил свой проступок? – интересуюсь у сидящего впереди Тимура.
– Сказал, тебе лично расскажет, – криво усмехается тот. Переглядывается с водителем. На лице Михе появляется похожий оскал.
– Вы его били?
– Пальцем не тронули. Он только спросил, на чем прокололся. Я решил умолчать, как мы сутки шмонали почту Костика Саблина. Что с ним делать, шеф?
– Ну откуда я знаю, – развожу руками. – Я же не Господь Бог!
– А может он нашего старенького доктора того? – не отвлекаясь от баранки, подает голос Мишаня.
– Молчи уже, – цыкает на него Тимур. – Тоже мне следак по особо важным нашелся.
Пожимаю плечами. Всякое может быть.
– А ты пробей, – даю указание начальнику службы безопасности.
Тот пыхтит, пытается возразить. Но машина плавно спускается на подземную офисную парковку. Разговоры закончены. Осталось последнее действие пьесы.
– Где он? – поворачиваюсь к Тимуру.
– В архиве заперли, – коротко роняет тот. И распахнув дверь, ведущую на лестницу, спускается первым.
59. Ярость
Длинная комната, больше похожая на коридор забита стеллажами, каждый из которых под завязку нагружен папками и коробками. В небольшом свободном пространстве стоит стол, обычно придвинутый к стене. А сейчас словно в кабинете следователя с обеих сторон стоят два обычных офисных стула.
– Где он? – беглым взглядом обвожу пустую комнату.
– Сейчас приведем, шеф, – официально кивает Тимур и нарочито важно шагает по узкому проходу, оставшийся между стеллажами.
Внимательно смотрю вслед и чувствую, как на затылке поднимаются волосы.
На железной табуретке сидит сгорбившийся Игорь. Руки пристегнуты к тяжелой металлической ножке. На голове бумажный пакет из ближайшего супермаркета.
– Вы что творите? Совсем с ума посходили? – рычу обалдело. – Тут что, гестапо, блин?
– Так мог удрать. – Расстегивая наручники, оправдывается Тимур.
– Интересно куда? – поднимаю глаза к потолку. Словно намекаю, что над нами еще два этажа, железобетонные перекрытия, охрана.
– Хитрый черт, – бубнит Тимур, собираясь вновь застегнуть клиента.
– Оставь, – велю раздраженно. Какого хрена тут в зону особого режима играть.
– Твари, – рычит ощерившись мой добрый доктор. Да любой бы взбунтовался, надень на него наручники и мешок на голову.
– Присаживайся, – киваю на стул у стены. – Ты вроде хотел поговорить.
– Сука, ты, Градов, – выдыхает с ненавистью Игорь. Растирает затекшие руки. Приседает, давая крови разогнаться по венам. А потом спокойно садится за стол. – Только я при этих, – презрительно кивает на охрану, – говорить не собираюсь…, – заявляет презрительно.
– А что так? – усевшись верхом на стул, интересуюсь холодно. Равнодушным взглядом прохожусь по злой роже противника и в сотый раз задаюсь вопросом «Что я тебе сделал?».
Игорь смотрит на меня не моргая. Молчит. Будто выжидает чего-то.
– Начинай, – прошу равнодушно. – У меня мало времени.
– Торопишься к своей рыжей цыпочке, – ухмыляется доктор. – Хорошая девочка. Я бы и сам с ней…
Не реагирую. Какой толк? Всечь я всегда успею.
– Давай ближе к делу, – роняю сухо. – Если нужны свободные уши, то с этим не ко мне.
– Пусть они выйдут, – снова кивает на охрану Игорь. – Или боишься меня?
– Да я тебя заломаю при случае, – роняю, ощерившись. И повернувшись к своим, прошу лениво. – Выйдите, пацаны. Доктор хочет облегчить душу.
– Слава, – упирается в меня предупредительным взглядом Тимур.
– Да нормально все, – отмахиваюсь поморщившись.
– Как скажешь, – растерянно выдыхает мой главный безопасник. И уже в дверях предупреждает. – Я тут за дверью подожду.
Комната мгновенно пустеет. Лишь доносятся из коридора возмущенные голоса.
Пацаны… Переживают за меня.
Легкая улыбка трогает губы. Но я сознательно стираю ее. Давлю взглядом притихшего Игоря.
– Давай. Начинай уже.
– Это мы с радостью, – усмехается он с каким-то странным деревенским говорком.
Вот откуда это? В досье указано? Мы может раскопать всю подноготную человека, но какие-то важные моменты все равно ускользнут, потому как нигде не зарегистрированы. Кто с кем дружил на улице или дальние родственники, которые иногда ближе родителей.
Задумываюсь лишь на секунду и пропускаю тот момент, когда, подскочив, добрый доктор замахивается на меня стулом.
Не вовремя я отвлекся, баклан!
Успеваю лишь нырнуть в сторону, как рядом со мной обрушивается хлипкий офисный стул и разлетается на куски.
Тут же в архив влетают пацаны.
– Не подходить! – ору в приступе бешенства. – Он мой!
Краем глаза замечаю, как Тимур одергивает Миху. И оба замирают у стены.
Вот только попкорна в руках не хватает.
А с другой стороны… Не каждый день доведется увидеть начальника в драке. Честно сказать, один случай на миллион. Но за Владу, за нашу порушенную жизнь я и грохнуть готов.
Подгоняемый слепой яростью, кулак словно снаряд летит к цели и врезается в скулу противника. Классический хук. Игорь от неожиданности чуть не падает. Лишь на секунду припадает к стене, а затем несется в глубь архива.
Вечер поздний и персонала тут нет. Как нет и выхода в конце комнаты- коридора. Далеко не убежит. В заложники никого не возьмет.
Словно охотник, преследующий дичь, прислушиваюсь к быстрым шагам. Доктор мечется из стороны в сторону. Ищет запасной выход. Дурак!
Мимоходом скидываю на пол коробки, а сам, метнувшись в другую сторону, поджидаю добычу. И как только Игорь врезается в меня на полном ходу, снова бью в будку. Выверенным резким движением откидываю врага на пол. Усевшись сверху на брыкающегося доктора, хватаю его за грудки.
– Говори, сука, если жить хочешь… – трясу что есть силы.
От ярости, клокочущей в груди, перехожу на тихое угрожающее рычание.
– Говори… – выдыхаю снова.
В глазах Игоря мгновенно отражается неподдельный ужас. Привык к мажорчику в кабинете и никак не ожидал увидеть бешенного медведя.
– Я жду, – повторяю еще тише.
– Мой отец любил твою мать, – лепечет Игорь, старательно подбирая слова. Видимо, от страха все мозги инеем покрылись.
– Да ну? – усмехаюсь криво. – И что дальше?
– Дай мне сесть, я все расскажу.
– Нет, – мотаю головой. – Ты не воспользовался шансом. Мне так удобно. А что чувствуешь ты… На это положить с прибором. Давай, рассказывай, – встряхиваю посильнее.
– Он любил ее безумно. Бросил нас с матерью. А эта стерва лишь посмеялась над его чувствами. Отец сильно страдал, запил, а потом повесился, понимаешь?
– Нет, – усмехаюсь криво. – Жизнь моей маменьки, твоего папаши, какое это имеет отношение к нам? Мы живем свою. Вернее, я живу, а ты свою два года назад спустил в унитаз.
