Дамир. Любой ценой (СИ) - Бонд Юлия
Разворачиваю помятый клочок бумаги и залипаю на угловатом почерке:
«Не будь бякой, пришли фотки сына».
Симпатичный смайлик вместо подписи вызывает на моём лице улыбку.
– Ах, Дамир, – я прикладываю клочок бумаги к губам и целую этот дурацкий смайлик. – Конечно же, я пришлю тебе фотографии Саньки.
Следующие пять минут я пересматриваю на телефоне галерею. Выбираю два десятка фотографий сына и отправляю по номеру, указанному в записке.
Через несколько минут приходит ответ:
«Спасибо❤️ Динка-картинка».
Я снова улыбаюсь, но уже гораздо шире.
Он назвал меня старым прозвищем, тем, которым любил подразнивать лет семь назад.
«Пожалуйста», – отвечаю и перед тем, как отправить, добавляю подмигивающий смайлик.
Он не отвечает. Странно. Хотя... Чему удивляться? Он просто хотел фотографии, а я...
К черту.
Кладу мобильник на тумбочку и, стащив с усталого тела вечернее платье, забираюсь в душевую кабину.
Открыв кран, подставляю лицо под тугие струи воды и прикрываю глаза.
В голове всплывают картинки. Я, он и эта наша «Лебединая» песня:
«Буду с тобой в радости,
И в минуты слабости.
Буду без тебя грустить
И в любви, и в ярости».
Когда-то мы танцевали под неё наш первый медленный танец. Тогда я обвивала его шею руками, смотрела в глаза цвета виски и улыбалась, зная наперёд, что потеряю голову из-за этого вспыльчивого и заносчивого типа.
Глава 98
Дина
Обмотавшись полотенцем, выхожу из душа. Подхожу к зеркалу и пытаюсь расчесать спутанные волосы. Пока орудую щеткой, на мобильный приходит сообщение. Я сразу же читаю, ощущая в сердце волнение и тревогу.
«А в городе перевелись цирюльники или вы косите под современные тренды?» – гласит текст сообщения.
Всё понятно. Дамир увидел фото Саньки и теперь стебётся над его стрижкой.
Я показываю телефону язык и быстро пишу ответ, что мне очень нравятся симпатичные кудряшки и срезать такую красоту – я не намерена.
Мы обмениваемся ещё парой сообщений, а затем на меня находит чёрт знает что, и я быстро набираю очередной текст:
«Завтра. В центральном парке. В десять».
Зажмуриваюсь, нажимаю кнопку отправить.
Знаю, что дура.
Знаю, что это неправильно.
Но!..
Иначе я не могу поступить. Просто не имею морального права.
Я выхожу из ванной комнаты, когда в доме погашен свет. Давид лежит на кровати, повернувшись ко мне спиной. Я не вижу его лица, но на интуитивном уровне ощущаю, что сейчас он не спит.
Устраиваюсь на кровати, как можно дальше от мужа. Кутаюсь в одеяло, надеясь по-быстрому заснуть. Давид подвигается ближе. Забирается под одеяло и обнимает меня за талию, прижимаясь тазом к моим ягодицам.
– Я люблю тебя, – мурлычет на ухо, а рукой скользит под шелковый пеньюар и пытается ласкать мою грудь.
– Я сплю, – одергиваю его руку и демонстративно переворачиваюсь на живот, утыкаясь лицом в подушку.
– Ты продолжаешь злиться? Предложение разбить тарелки ещё в силе, – неудачно отшучивается.
– Фатхетдинов, я сплю. Что неясно сказала?
– Дин, – кладёт руку на лопатку, проводит извилистую линию вверх-вниз. – Ты сегодня была очень красивой, и я едва держался, – он шепчет мне на ухо дурацкую пошлость, а я вздрагиваю.
Поднимаюсь с кровати и, прихватив с собой подушку, направляюсь к выходу.
– Ты куда? – спрашивает охрипшим голосом.
– Спать. Тут мне не дают, так что лягу в зале.
Давид вскакивает с постели и догоняет меня в коридоре. Хватает за руку чуть выше локтя и тянет на себя.
– Дин, что происходит сейчас?
Закатываю глаза. Вздыхаю.
– Ни-че-го. Я просто устала и хочу спать.
– Так. Идём. Спать, – тянет за руку. – Дин, ты моя жена и спальня у нас общая.
– Спасибо, что напомнил, – фыркаю. – Скажу прямо. Я не хочу секса. Я хочу спать. Понимаешь?
– Ну хорошо, – пожимает плечами. – Идём спать, но вместе.
* * *
Утром я просыпаюсь раньше мужа. Вскакиваю с постели и плетусь на кухню, чтобы приготовить Давиду кофе и лёгкий завтрак. Пока в кастрюле закипает вода, я проверяю в телефоне новые входящие сообщения. Ничего!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Странно. Дамир так и не ответил. Значит ли это, что не собирается приходить?
Ладно. Если не придёт, то оно ему не надо. От этой мысли становится грустно. По спине бежит холодок, а в сердце надрываются печальные струны.
Я варю в кастрюле овсяную кашу, помешиваю её ложкой, всё время поглядывая на часы.
Успею.
Ещё есть немного времени привести себя в порядок, сделать лёгкий макияж и даже выпить чашку кофе.
Мне определенно везёт. К тому моменту, как я заканчиваю готовить завтрак, а затем – одеваться, муж продолжает спать. Поэтому я выхожу из квартиры, испытывая некое облегчение.
Возле подъезда уже ждёт такси. Я подхожу к машине, открываю дверцу и плюхаюсь на заднее сиденье, продиктовав водителю нужный адрес.
Стоит переступить порог дома Кати, как подруга забрасывает меня вопросами, желая узнать подробности вчерашнего вечера. Я отбиваюсь от её допроса односложными предложениями и в спешке одеваю Саньку.
Я не должна опоздать.
Центральный парк.
Десять часов.
Я прощаюсь с Катей. Обнимаю и целую подругу в щеку, шепча на ухо, какая она классная, а она неожиданно отстраняется.
Щурится, смотрит на меня в упор, а затем говорит:
– Динка, – грозит пальцем. – Я знаю этот взгляд. Что ты задумала?
– Ничего, – пожимаю плечами, пытаясь выглядеть как обычно.
– Да ну? Ничего, – копирует мой тон. – У тебя глаза горят.
– Тебе показалось, – отвечаю с улыбкой на лице и обращаюсь к сыну: – говори тёте Кате пока и побежали.
Санька задирает голову вверх. Посылает воздушный поцелуй и подмигивает, совсем как взрослый, мой маленький мужчинка:
– Пока, Катя.
– Ах, – подруга прижимает к груди руки. – В самое сердце, мой же ты золотой мальчик.
«Сюси-пуси», «ми-ми-ми».
Катя тискает Саньку со всех сторон, вызывая у сына громкий визг.
– Ну, всё. Нам пора, – произношу приказным тоном, заставляя этих двоих отлипнуть друг от друга.
– Эти нереальные глазки, цвета... – подруга зависает на секунду, а затем, – виски! Вот увидишь, подруга, пропадёт ни одна наивная барышня, лет так через пятнадцать-двадцать.
Внутри меня что-то ёкает.
В душе отзываются протяжные струны.
Эх...
Проходили.
Эти глаза цвета виски...
Не знаю, сколько в будущем женских сердец разобьёт мой сын, но вот его отец – разбил, как минимум, одно. Моё. Вдребезги!
– Люблю тебя, – обращаюсь к подруге и тяну сына за руку, направляясь к выходу.
– Динка, я жду подробностей! Позвони мне, как приедешь домой.
– Хорошо, – отвечаю, переступая порог квартиры.
Оказавшись на лестничной клетке, вызываю лифт. Санька нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я поглядываю на экран мобильного телефона, боясь опоздать.
Дамир
Этим утром у меня всё валится из рук. Чашка разбита, сахар рассыпан.
Грёбаный случай...
Я волнуюсь, как пацан на заре пубертатного периода.
Не спал всю ночь. Ворочался с боку на бок, вызывая у жены недовольство.
Динка.
Стоит перед глазами. Вчера. Ночью. Сейчас. Я же поэтому не мог заснуть – всё вспоминал блондинистые волосы, спадающие на плечи волнами. А ещё... Санька. Тут меня окончательно срозило. Наповал.
Мой сын. Такой уже большой. Взгляд серьезный, пацанский. Брови – мои, глаза – мои, нос, рот, весь – я.
Я залип на его фотках. Сидел с телефоном на балконе и смотрел. Курил сигарету. Обугленный фильтр мне оставил на пальцах ожог, да и похер! Меня порвало на ошмётки. В груди сдавило, закололо. Из глаз потекли слёзы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Долбаёб, – шептал пересохшими губами. – Проебал сына, любимую женщину...