Пьер Рей - Вдова
— Я схожу за ними, — не выдержав, перебила его Урсула.
Отец Пьер сложил руки и принялся читать молитвы. Когда Урсула вернулась и, не решаясь его прервать, остановилась, держа в руках связку, он мягко взял у нее ключи, не переставая что-то бормотать скороговоркой. Закончив, он спрятал их в саквояж.
— Теперь пойдем и споем вместе с нами.
Урсула последовала за ним. В холле они встретили брата Жана, который усердно изгонял злых духов, осеняя углы крестным знамением.
Песнопения гремели все громче. Отец Пьер подвел Урсулу к поющим, а одна из сестер взяла у него саквояж. Отец Пьер вошел в автобус, взял у шофера гитару и присоединился к остальным, аккомпанируя и подпевая им.
— А теперь повторяйте за мной, — сказал он Урсуле.
И она послушно произнесла загадочные слова, а когда закончила, он предложил вернуться в дом.
— Все прошло великолепно, дочь моя. Господь услышал нас. Держите. Отныне они больше не впустят грех в дом. — И отец Пьер протянул ей связку ключей.
Появился брат Жан.
— Вы везде побывали?
— Благодарю вас, сестра моя.
Снаружи засигналила машина. Урсула бросилась к окну. Кошмар! У «роллс-ройса» стоял сам Арчибальд Найт и неистово нажимал на сигнал, чтобы прекратить это гнусавое пение. Он был вне себя от гнева.
— Это хозяин, — сказала Урсула. — Да простит его Бог!
— Вот увидите, позже он будет нам очень благодарен. — Отец Пьер поклонился Урсуле.
— Да будет мир с вами, сестра моя. Наша миссия окончена.
С их появлением во дворе пение прекратилось. Мгновенно аккордеон, цимбалы и гитара оказались в автобусе. Братья и сестры чинно расселись по своим местам. Арчибальд Найт оставил в покое сигнал. Слуги спрятались за шторы. Одна лишь Урсула смело, даже вызывающе смотрела хозяину в лицо. Арчи в бешенстве двинулся к ней. Конечно, ей грозят большие неприятности, но она мужественно ждала его, преисполненная чувством с честью выполненного долга.
* * *Пегги ходила кругами — от пляжа к машине, от машины к Лео, от Лео к скалам. Часа ожидания ей хватило с лихвой, чтобы насытиться всеми прелестями Эримопулоса. Хорошо бы сейчас поплавать. Ах, как хочется! Но Пегги не решалась уйти, боясь упустить Лон, когда та вернется. Песок и море — да, это чудесно, но на яхте, где слуги угадывают каждое твое желание, или на острове, где границы частного владения не смеет пересечь никто чужой.
Как Чарлен может жить в этом душном фургоне, забитом чем попало, включая грязное белье, питаться в жалкой харчевне, общаться с недомытыми хиппи, одуревшими от наркотиков? Идти было некуда. Редкие защищенные от солнца уголки заняты, шофер нанятой ею машины смотрит на нее с осуждением, а у Лео какой-то бородач тут же попытался приставать к ней, соблазняя стаканом араки!
Машинально она потрогала свой живот: бриллиант еще там. Полмиллиона долларов! Мысль о том, что она может свободно разгуливать, не боясь носить при себе, а вернее в себе, такую сумму, позабавила ее. Здесь, похоже, ее и не узнал никто.
А все-таки, почему бы ей не окунуться? Пегги вернулась к машине, взяла полотняную черную сумку и пошла к фургончику. Закрыв за собой дверцу, она задернула шторы и стянула с себя джинсы и натянула купальник. Еще бы взглянуть в зеркало, полюбоваться собой, но этого предмета в фургончике не было. Фу, какая жарища! Скорее надо открыть дверцу, иначе задохнешься. Теперь оставалось последнее — черкнуть несколько слов дочери. Не найдя ничего подходящего, она на первом подвернувшемся ей листке написала своей помадой: «Чарлен, я здесь, жди меня».
Перед тем как подписаться, она заколебалась. Потом четко вывела: «Мама». Но это смешно! Зачеркивая подпись, она с такой силой мазнула по листку, что он порвался. Вместо этого дрожащая рука нарисовала пять букв: «Пегги».
Оставив записку на видном месте, она отправилась на пляж. Вода оказалась удивительно теплой, той же температуры, что и воздух, — тридцать градусов. Пегги повернула направо, миновала несколько компаний совершенно нагих молодых парней и девушек и добралась до мыса, где можно было спрятаться от чужих глаз. Не то чтобы она стыдилась своего тела — в свои сорок лет она могла легко соперничать с любой двадцатилетней красавицей, — но выставлять себя напоказ перед кем попало — это казалось ей унизительным. В том, что «чернь недостойна созерцать шедевры», она была полностью согласна с Арчибальдом. Кажется, тогда, в музее, он сказал ей нечто подобное. Сколько в его словах правды и сколько лжи? На этот вопрос она не могла ответить. Красота людей, красота окружающего мира — все это преходящее, одни лишь драгоценные камни и золото не несут на себе отпечатка времени.
Даже в юности Пегги никогда бы не пришло в голову влюбиться в парня лишь потому, что он красив, как случилось, например, с ее дочерью. Конечно, ей приходилось иногда заниматься любовью с модным, скажем, актером или плейбоем. Но Пегги шла на это не по зову души или тела, а чтобы вызвать зависть или ревность какой-нибудь из своих подруг. Естественно, подобные отношения не могли продолжаться долго. Даже в самые интимные моменты она оставалась внутренне холодной и не считала нужным изображать притворную страсть. Никто бы не поверил, но в такие минуты она обычно мысленно читала стихи любимых поэтов, чаще всего обожаемого ею Мильтона. Иными словами, ничья красота, кроме собственной, ее не волновала. Ее привлекали мужчины в своем роде исключительные, те, за которыми стояли самые могущественные символы времени — власть или богатство. А возраст или внешность для Пегги не имели никакого значения. Так было и со Скоттом, хотя ко всему прочему он еще оказался и весьма симпатичным. Ничего не поделаешь, но близость с партнером доставляла ей определенное удовольствие лишь в том случае, если его состояние было выше отметки в пятьдесят миллионов долларов. Все остальное касалось лишь проблем гигиены.
Она медленно вошла в воду, легла на живот и медленно, ленивым брассом, стала удаляться от берега. Потом, перевернувшись на спину, она закрыла глаза, отдаваясь морю, теплу и солнцу.
Когда это случилось, все ее мускулы мгновенно напряглись… Там, под водой, что-то слегка коснулось ее. Готовясь к защите, она приняла вертикальное положение, вся сжалась, рассекая перед собой воду маленькими прерывистыми ударами ладоней. Но когда какой-то черный предмет появился на поверхности буквально в нескольких сантиметрах, она вскрикнула и только потом разглядела маску, в которой голубые глаза Квика казались неестественно огромными. Тьфу! И она выплюнула воду, которую только что проглотила. А парень на секунду вытащил трубку изо рта и иронично поздоровался, словно они встретились в гостиной. Через секунду там, где он был, не осталось ничего, кроме легкого водоворота. Пегги вне себя от бешенства быстро поплыла к берегу. Этой сволочи удалось-таки испугать ее! Выскочив из воды, она увидела его неподалеку, уже без маски. Квик в тот момент освобождался от баллонов со сжатым воздухом.
