Дейрдре Перселл - Последнее лето в Аркадии
— Это зависит…
— От чего?
— От того, как быстро я вам надоем.
Я смотрела на его самонадеянный профиль и не знала, чего мне больше хочется: поцеловать его или врезать оплеуху?
— Слушай, да ты просто ненормальный!
— Тебе виднее, Биби. Дурак дурака, как говорят…
— Замолчи и слушай очень внимательно. Итак, Фредерик, поезд сейчас прибудет, и до этого ты должен кое-что узнать о моем папе. — Я вкратце обрисовала картину и объяснила, что можно, а чего нельзя говорить при моем отце.
Он ловил каждое мое слово.
— У меня создалось впечатление, что твой отец — человек весьма достойный, — высказался он, когда я закончила. Я удивленно вытаращила глаза и собралась возразить, но вовремя поняла, что это будет нелепо. — Не волнуйся, котенок, я буду вести себя соответственно. Постараюсь молчать и, может, сойду за умного.
Послышался нарастающий гул подъезжающего поезда. Я распахнула дверь и пристально взглянула на Фредерика.
— Это важно, поверь. Одно неверное движение, и получишь клеймо выскочки. Кстати, папу зовут Пэдди Кейхилл. Лучше обращайся к нему «мистер Кейхилл», так надежнее. Отец не любит, когда его зовут по имени. Все ясно?
— Да, мэм.
Я выскочила из машины и понеслась к перрону. Начал накрапывать дождик. Я чувствовала, что Фредерик смотрит мне вслед, и это вызывало смутное беспокойство. Его неожиданное появление застало меня врасплох. Даже больше того: у меня дрожали колени. Я приказала себе успокоиться.
Я влетела на перрон, как раз когда открылись двери вагонов. Натянув маску нетерпеливого ожидания, я бросилась к отцу.
— Привет, папа. — Отец всегда ездил в первом вагоне, так что бегать вдоль поезда не приходилось. Он предпочитал стоять в первом вагоне, нежели сидеть в последнем, а стоять приходилось аж от станции Конноли. — Как добрался? Неужели опять стоя?
Мы обнялись, и я поразилась тому, как он исхудал. Во время нашей последней встречи три месяца назад я не заметила никаких перемен.
Впрочем, отцу было уже восемьдесят три, а люди этого возраста частенько усыхают, даже если раньше отличались внушительными размерами. И все же у меня сложилось впечатление, что я как-то ненароком упустила момент его превращения в щуплого старичка. Даже рубашка была теперь ему велика и воротник отставал от хилой птичьей шейки; кепка же казалась снятой с чужой головы.
— Как ты себя чувствуешь, папа?
— О чем это ты? — Тон отца подсказал, что глубже копать не стоит.
— Э… давай свой чемодан, я помогу. — Я протянула руку, но отец отдернул поклажу.
— Я что, инвалид, по-твоему? Я способен сам донести до машины чемодан! Не суетись, Тереза.
Поезд скрылся за поворотом, наступила тишина, и я осознала, что мы оба кричим. Смущенно оглядевшись, я понизила голос:
— Слушай, па, прежде чем мы сядем в машину, я должна тебя кое о чем предупредить. — Я зачастила, стараясь поскорее разделаться с неприятной задачей — сообщить о Фредерике. — Видишь ли, у нас еще один гость. Его зовут Фредерик Ярсо, он американец, отдыхал с нами во Франции.
— Ясно, — буркнул отец мрачно. Он не любит сюрпризов, поэтому его реакция была предсказуемой.
— Кстати, он ждет в машине. Я встретила его по дороге на вокзал, так что времени завезти домой не было. В общем… ты понимаешь… — Я умолкла, заметив, как сдвинулись кустистые брови отца, теперь совсем седые.
— Тереза, что с тобой? Ты лопочешь словно несмышленое дитя. Можешь приглашать в свой дом кого пожелаешь, при чем тут я? Думаю, мы как-нибудь притремся ради тебя, дочка.
— Надеюсь, папа. Он… не совсем обычный человек.
— Ясно. — Отец снова нахмурился. — Черный, да?
— Папа, нет! — Я схватилась за грудь, представив, что было бы, окажись Фредерик на самом деле чернокожим. — Он белый. Он… археолог, академик.
— Друг Майкла?
— Нет. Мы с Джерри познакомились с ним во Франции. — Я постаралась собраться. Мне очень не нравилось, что мои плечи виновато приподняты и я не знаю, куда деть руки. — Ладно, сам все увидишь. — Я взяла отца под локоть, теперь совсем костлявый, и повела к стоянке. — Просто предупреждаю: Фредерик только с дороги, а потому выглядит не лучшим образом. Не суди по первому впечатлению.
Фредерик успел пересесть с переднего сиденья на заднее, уступив моему отцу место. Когда папа устроился, американец протянул ему руку и сказал сердечно:
— Добрый день, мистер Кейхилл. — Он произнес фамилию с тем самым акцентом, что и я, в тоне было столько уважения, что я испугалась: вдруг отец заподозрит Фредерика в неискренности? — Я рад, что наконец с вами познакомился. Ваша дочь и зять так много о вас говорили!
— Мне тоже приятно познакомиться, мистер Ярсо. Могу я звать вас Фредерик?
— Разумеется.
— Надеюсь, наш климат не слишком вас разочаровал, Фредерик?
Оба вели себя так, словно не было ничего странного в том, что замужняя женщина привечает в своем доме промокшего, заросшего щетиной автостопщика во время отъезда мужа. Забыла сказать, что Джерри как раз уехал в Стокгольм на конференцию. Как-то вылетело из головы!
Я наклонилась, чтобы застегнуть отцу ремень безопасности.
— Хватит, Тереза. — Он отодвинул от себя мои руки. — Я же просил не суетиться. Я не дитя малое, и не надо так со мной обращаться! — Он повернул голову к Фредерику (артритные позвонки жалобно хрустнули) и завел глаза под самые брови, жалуясь почти постороннему человеку на невыносимый нрав дочери. Я видела в зеркале, что Фредерик точно так же закатил глаза и улыбнулся.
Я завела машину.
Реакция американца на «Аркадию» была грандиозной, если не сказать больше.
— Биби! Вот это дом так дом! Потрясающе! Настоящий Тадж-Махал. Как ты с ним управляешься? — Мы стояли втроем в холле, Фредерик обводил изумленным взглядом высоченный потолок, картины и отделку стен.
— Брось, Фредерик, не преувеличивай. — Я тщетно пыталась скрыть удовольствие от комплиментов. Чувствовала, что щеки пылают. — По пути ты, наверное, видел дома и получше.
— Да, некоторые были неплохи. Но они и в сравнение не идут с твоей «Аркадией». — Он повернулся к моему отцу. — Вы со мной согласны, мистер Кейхилл?
— Да, хороший дом. Добротный. — Отец снял кепку и сильно ею встряхнул. С водонепроницаемой ткани посыпались капли.
Папа двигался с осторожной неторопливостью, словно опасался рассыпаться, и мое сердце вновь сжалось от сочувствия. Худоба в сочетании с медлительностью так и кричала о глубокой старости.
— Хороший дом? — Фредерик небрежно сбросил с плеч джинсовую куртку. Обнаружившаяся под ней майка была наполовину мокрой. — Нет, это чудо, а не дом. Вот бы отвезти его по кирпичику в родной Ошкош!
