Дебора Смит - Тень моей любви
– Мы скоро приедем, – терпеливо сказала я. – Позови, пожалуйста, маму. Мне нужно с ней поговорить.
– Зачем? Ты вроде в порядке. Ты знаешь, я никогда не беспокою ее, когда она в…
– Миз Мак, – спокойно вмешался Роан, наклонившись к трубке. – Если ты позовешь Мэрибет, я обещаю тебе, что она не будет на тебя сердиться.
– Рони! Рони! Для тебя, конечно, – мы слышали, как она положила трубку на стол.
– Кто это? – спросила Твит.
– Это наша домработница.
– Ренфрю, – уточнил Роан. – Она меня страшно любит. Раньше она и правда дралась со мной за право стирать мое белье.
– Клер, – услышали мы голос мамы, мелодичный, с южным акцентом, взволнованный. – Что-то случилось? Как ты? Как Роан? Где вы? Когда приедете?
– С нами все в порядке, мама. Мы… на Аляске.
– Что?! Минутку. Холт, Холт! Возьми другую трубку. Это Клер. Они на Аляске! Еще секунду, дорогая. Папа только что пришел с поля. Он там был все утро. Знаешь, у десяти лам грибок на копытах.
Мэттью и Твит пододвинулись поближе, обмениваясь шепотом замечаниями и размахивая руками. Мэттью схватил блокнот и нацарапал на нем название какого-то лекарства. “Скажи ему, чтобы он купил вот это”, – написал он внизу.
Я вздохнула. Он так старался угодить. Роан замахал на Мэттыо.
– Тихо, тихо!
– Эй; – внезапно мы услышали папин голос.
– Привет, папа.
– Слышишь, как мама тяжело дышит в другую трубку? Скажи ей, чтобы она успокоилась.
– Мама, все в порядке, – послушно произнесла я.
– Это ты папе скажи.
От него несет как из пепельницы.
– Мне надо с вами обоими кое-что обсудить. Сейчас можно?
– О! Да говори же, господи, – мама была в нетерпении.
– Я не хочу, чтобы подслушивали. Где Аманда?
– Она уехала вчера в лагерь, – быстро сказала мама. – А Джош в Атланте.
– Как всегда, – добавил папа.
Я вздохнула с облегчением. Одной маленькой проблемой пока меньше. Джош. Мы должны поговорить с Джошем отдельно и не по телефону.
– А где миз Мак? – спросила я. – Все еще рядом?
– Миз Мак всегда подслушивает, – сказала мама. – Поэтому беспокоиться не о чем. Дорогая, что происходит? Ведь вы с Ровном едете домой? Да? Скажи мне и папе прямо сейчас.
– Мы возвращаемся, – вступил в разговор Роан. – Даю вам слово.
– Роан, – мама с папой составили дуэт.
– Рады слышать тебя, – продолжал папа уже соло. – Верим тебе на слово. Все в порядке.
– Ну и славно, – спокойно сказал Роан.
– Зачем вас занесло на Аляску?
Я колебалась.
– Не за чем, а за кем.
Тишина. Мама медленно произнесла:
– Роан, ты не попросил бы Клер увидеться с кем-то, если бы ты не был уверен, что это порадует ее. Я полагаю, что это не твоя жена.
– Даже не подруга, – сдавленно ответил Роан.
Мамины вопросы могли сбить с толку хоть кого.
– Значит, у тебя есть ребенок. Или даже дети.
И опять тишина. Роан посмотрел на Мэттью.
– Можно сказать и так.
– Ты разведен?
– Никогда не был женат.
– Понятно.
– Не клади трубку, – сказала я громко. Меня всю трясло. Твит тоже. Мэттью изо всех сил тянул себя за мочки ушей. Роан был как каменный.
– Мама. Папа. – Я набрала воздух в легкие. – Он привез меня сюда познакомиться с Мэттью.
– С кем? – спросил папа.
– Господи! Да с Мэттью же! Сыном дяди Пита. Роан встретился много лет назад с Сэлли. Она умерла, и он усыновил Мэттью. Поэтому он держал все в тайне.
Опять молчание. Надежда на лице Мэттью сменилась отчаянием.
– Они даже не помнят меня, – пробормотал он. Он совсем по-детски сунул руки между коленей и уставился на телефон.
– Мэттью? Он тут? – вдруг завопила мама. – Мэттью там с вами?
Рот у Мэттью открылся и закрылся.
– Я… я здесь. – Он пододвинулся ближе к телефону. – Здравствуйте.
Мама сказала дрожащим голосом:
– Благодарю тебя, господи. – Потом она повторила это раз десять, по крайней мере. Послышался какой-то шум, и, наконец, мы услышали отдаленный голос папы:
– Я взял другую трубку, ей пришлось сесть прямо на пол, но с ней все в порядке…
– Мне все равно, как это случилось. Мне все равно, что случилось. Все это совершенно неважно, – сказала мама голосом, полным слез. – Вы должны привезти Мэттью сюда, вы должны привезти его домой.
– Везите мальчика домой, – папа, видимо, взял трубку у мамы – его голос был каким-то возвышенным и звенел удивительно красиво, как медный колокол. – Это чудо! Приезжайте домой, а объясните все потом.
Твит зарыдала. В глазах у Мэттью стояли слезы. Роан и я сидели рядом на тахте, чувствуя огромное облегчение от этой маленькой победы, но мы понимали – нам еще многое предстоит. Это было только начало.
Глава 15
Я сказала маме и папе, что позвоню, когда мы появимся в “Десяти прыжках”. И мы привезем Мэттью и Твит на ферму к ужину.
– Пожалуйста, не приглашайте никого, – умоляла я. – Не надо напускать на них всех сразу.
– Хорошо, – сказала мама что-то уж слишком весело.
Мэттью и Твит поручили всех своих собак и птиц заботам коллег, мы собрали вещи и умудрились попасть на рейс на Сиэтл прямо на следующий день. Мэттью раскупорил в полете бутылку шампанского.
– За Салливанов и Делани, – сказал он.
Твит засмеялась и показала на меня.
– Ты делаешь это, как Мэттью, когда он нервничает.
– Делаю что?
Она засмеялась громче.
– Тянешь себя за уши.
Роан и я страшно переживали, что события развиваются слишком быстро. То, чего Мэттью не знал, не могло его ранить. Чем больше я размышляла по поводу предательства Джоша, тем большая меня охватывала злость. Будет ли он по-прежнему хранить свой трусливый секрет или признается Мэттью и семье?
Я чуть ли не желала того, чтобы он все отрицал, и мы могли бы тогда никому об этом не рассказывать. Но если Джош откажется от Мэттью, Роан будет очень жесток к нему. Я действительно верила, что он может разрушить жизнь моего брата. Я металась между двух огней.
Мы остановились на ночь в Сиэтле, в доме Роана, но нас там ждала настоящая осада. Телефонные звонки из дома – звонили родители, бабушка Дотти, все мои братья, кроме Джоша, который все еще был в Атланте, кузены, тети, дяди. Все были взволнованы и обрадованы, многие хотели поговорить с Мэттью и Твит, которая настолько растерялась, что пустилась обсуждать с папой вирусные заболевания домашней птицы.
Роан слушал все нашу болтовню по телефону. По-моему, ему казалось, что дерево его жизни, так тщательно взращенное и уже дающее первые плоды, срубили. И теперь не спеша пускают на лучину для своих маленьких очагов. Больше всего он, конечно, боялся, что кто-нибудь упомянет в разговоре с Мэттью его прошлое. Но об этом я всех предупредила особо.
К тому же все были под сильным впечатлением того, что он сделал. Это само по себе исключало разговоры о прошлом, было просто неловко вспоминать. Никто не жаждал рассказать Мэттью, как семья сначала не замечала Рони Салливана, затем заключила на время в свои объятия и, наконец, отбросила и попыталась забыть. Поэтому попросить об этом было нетрудно, по крайней мере, поначалу.
Мэттью был в экстазе.
– Все оказалось так просто, – сказал он мне, когда Роан не мог нас слышать. На лице у него было недоверие, – Не понимаю, почему Больший так переживал и мучился все эти годы. Думаю, что он слишком плохо судит людей, вот и перемудрил. – Мэттью вздохнул и покачал головой. – Знаешь, я решил, что он относится к категории людей, которые смотрят дареному коню в зубы.
Я чуть не высказала ему: “У Роана есть все основания считать: каждая подаренная лошадь только и думает, чтобы лягнуть”, но решила, что не стоит открывать по этому поводу дискуссию. Роан заслужил право сам все объяснить Мэттью, когда он будет к этому готов.
А, черт, готов или не готов, у него скоро не будет иного выбора.
* * *– Пожалуй, сегодня мне нужно что-нибудь покрепче, – сокрушенно вздохнул Роан, когда мы сидели в тени на маленьком балкончике его спальни. – А это случается не часто. – Он с досадой выплеснул из кружки остатки пива. Я сидела между его голыми ногами на деревянном полу балкона, на мне не было ничего, кроме одеяла. Впрочем, и оно было у нас на двоих.
– Ты можешь выпить мое, – я поднесла к его губам свой стакан бурбона. Он сжал зубами края и влил все себе в глотку. – Ух ты! Без рук, – сказала я. – Ты научился этому трюку в баре?
– Нет, я научился ему, когда Мэттью был еще в пеленках. Поменяй кучу грязных пеленок, и ты научишься пить, есть и расписываться без помощи рук.
Я попыталась засмеяться. Нет, я все равно не могла представить себе его – пятнадцати– или шестнадцатилетнего худого грубоватого подростка, заботящегося о чужом ребенке.
– Я люблю тебя, – просто сказала я. – Я люблю тебя сейчас больше, чем когда мы были детьми, больше, чем когда ты вернулся домой, и сегодня я люблю тебя больше, чем вчера.
Он наклонился и поцеловал меня.
