Збигнев Ненацкий - Соблазнитель
– О нет. Он даже не говорил стихами.
– Тогда бросьте это дело. У нас действительно много свежих и интересных случаев. Прошу вас надеть белый халат, мы посетим некоторые отделения клиники. Начнем с литературной традиции, с классики, дружище, без которой мы были бы мертвы, как ствол без корней. А все же интересно, как справлялись писатели в те времена, когда еще не было нашей специализированной клиники? Думаю, что героев они брали прямо из жизни. Безумцы, с их ничем нестесненным воображением и фантазией, должны были всегда восхищать писателей. Их ум и способность фантазировать, ограниченные интеллектуальной дисциплиной, не успевали за ними, литераторы чувствовали свое несовершенство и немного завидовали безумцам. Кроме того, душевнобольные всегда позволяют себе крайности и поступают более драматично, чем так называемые нормальные люди, – они просто просятся, чтобы их описбли. «Юродивые», как называют их русские, имеют в себе также что-то от пророка, мудреца и вещуна. Один из моих ассистентов сказал, что благодаря художественной литературе безумцы берут реванш у нормальных людей. Естественно, в этом доме не используют такие определения, как безумец, сумасшедший, помешанный. Здесь клиника, и у нас тут могут быть лишь интересные случаи, вы, вероятно, это понимаете.
– Ну, конечно, доктор Иорг.
– К тому же мы всегда помним не только о том, чем нам обязана литература, но и чем мы обязаны ей. К примеру, комплекс Отелло – медицина благодарна за этот термин великому Шекспиру.
На улице было холодно, дул порывистый мартовский ветер и приносил с моря соленый запах водорослей. Мы шли через мощенный камнем двор, ветер рвал полы наших халатов. Везде было опрятно, чисто, кое-где между камнями прорастала молодая зелень. Корпуса клиники смыкались в большое каре, а поскольку почти все окна были зарешеченные, заведение доктора Иорга напоминало большую тюрьму. Стены замка были серыми, а местами даже черными, небо, оправленное в квадрат крыш, крытых зеленоватой черепицей, поблескивало голубоватой эмалью.
Поднявшись по трем каменным ступенькам, мы вошли в мрачный коридор, с дверями по левой и правой стороне. Я обратил внимание на старомодный засов, запирающий вход в одну из камер.
– Здесь живет благородный рыцарь из Ламанчи, – объяснил мне Иорг.
Я хотел посмотреть через окошечко в двери, но он удержал меня.
– У меня везде телевизионные мониторы, господин Эвен, – сказал он. – Некрасиво подглядывать за героями так, словно они обычные узники.
Он открыл дверь маленького шкафчика, вмурованного в стену, и я увидел матово мерцающий экран телевизора. Потом я разглядел Дон Кихота, который в своем рыцарском шлеме с плюмажем сидел за простым деревянным столом и, макая гусиное перо в старинную чернильницу, записывал свои приключения.
– Мы постоянно и очень внимательно наблюдаем за ним, господин Эвен, – рассказывал доктор Иорг. – Клиника в Санта Фе тоже имеет свой экземпляр Дон Кихота и проводит над ним исследования. Между нами завязалась серьезная полемика в серьезных научных журналах. Так вот, они утверждают, что он был психопатом истероидального типа с характерной для них псевдологией phantastic’ой, когда больной сам создает себе собственную картину и живет в ней, талантливо разыгрывая сочиненную им самим жизненную роль. А по нашему мнению, он болен маниакально-депрессивным психозом. Прошу обратить внимание на строение его тела. Он высокий, худой, астенический. Вы помните, как Санчо Панса жаловался, что его рыцарь иногда в течение нескольких дней погружается в апатию и ничего не ест, а потом внезапно рвется в бой? Для него характерно отсутствие аппетита, отсутствие либидо в тот момент, когда он находится в депрессивной фазе. Мы наблюдаем также у него видения и химеры, когда ветряные мельницы казались ему великанами. Наконец мы имеем манию преследования, когда он стремился освободить окружающих от чар колдуна Мерлина. Простая крестьянка казалась ему благородной Дульцинеей Тобосской. С копьем, в доспехах он отправляется путешествовать, хотя эпоха странствующих рыцарей давно уже кончилась. Думаю, что даже не стоит говорить о том, что в период нервного возбуждения такой тип может быть очень опасен для окружающих и сегодня, в принципе, подобных людей лечат в больницах. Прелестный случай. И должен вам сказать, что маниакально-депрессивный психоз с точки зрения литературы является прекрасной болезнью души. Огорченным родственникам, которые мне приводят современных донкихотов, я всегда объясняю, что они должны радоваться, поскольку это все несравнимо с делириозно-алкогольным психозом, болезнью Альцгеймера или Пика. Но, конечно, паранойя еще более прелестна, еще более литературна, поскольку всегда существует возможность индуцировать ее другому человеку. И все же маниакально-депрессивный психоз тоже имеет свои интересные моменты. Давайте присядем здесь на скамейке в коридоре. «Пациенты» нас не слышат, у них, как у Пруста, комнаты выложены пробковым деревом.
Мы сели на деревянную скамейку в эркере готического окна. Иорг продолжал:
– Очень интересна циклофрения, господин Эвен, поскольку всегда продолжается сам процесс ее нарастания. Обычно она о себе дает знать годам к тридцати или сорока и отличается фазовым течением. Маниакальные периоды перемежаются депрессивными, но отдельные фазы могут продолжаться недолго или более длительное время, иногда в течение нескольких лет, нескольких месяцев или даже нескольких часов. На грани гипоманиакального состояния больные испытывают необыкновенное творческое воодушевление, которое у интеллигентных и образованных людей может дать выдающиеся результаты в области искусства, литературы, науки, общественной деятельности, в бизнесе. К примеру, купец Вокульский в гипоманиакальной стадии может нажить огромное состояние, а также вообразить, что любовь к женщине является высшей степенью мистического поклонения, и со всей настойчивостью начнет действовать. Некоторые больные испытывают ничем не объяснимое чувство вины, хотят искупить грехи или исправить мир, возвращать к добродетели проституток, строят города на свалках. Потом приходит маниакальная фаза, а затем депрессивная, в которой становится реальной опасность попытки самоубийства. Циклофреники в состоянии совершить самоубийство очень изобретательно: взорвать вместе с собой руины замка для них ерунда по сравнению с многочисленными известными мне задумками. Но ради научной истины я уточняю: на сто циклофреников самоубийством кончают восемь или девять. Для писателя должно быть архиинтересным и плодотворным наблюдение за тем, как уважаемый и хороший человек, выделяющийся своей профессиональной и общественной деятельностью, начинает вдруг жаловаться на разного рода мелкие недомогания. Он идет к терапевту, а тот, как обычно, скажет о неврозе, о переутомлении. А тем временем объект нашего внимания влюбляется. Но не в первую попавшуюся девушку. В какую-нибудь из находящихся на виду дам, ну, хотя бы в диктора телевидения. Или начинает рассказывать о преследованиях, которыми его подвергают высшие власти, о возможной измене жены (кому же не изменяла жена?). Вы услышите историю о соседе, который собирается его коварно отравить, предлагая подсоединить их маленькие домишки к общей газовой сети. Все это продолжается довольно долго, прежде чем окружающие начнут подозревать, что с человеком происходят какие-то непонятные вещи. Сколько писем к властям! Сколько людей оказывается втянуто в круг странных дел нашего пациента! В маниакальной фазе он иногда принимает позу бескомпромиссного героя, вроде Дон Кихота, потом у него наступает период депрессии. А когда он покончит с собой, люди скажут: «Он убил себя, потому что его жена ему изменила». «Он убил себя из-за того, что его преследовали власти». И это полезно, благородно и касается всех. Поэтому озабоченным родственникам я советую, чтобы они оставили больных дома для их же добра и на радость близким.
