Преданный (ЛП) - Солсбери Дж. Б.

— Ну, я бы не сказала, — добавляю я, — что книга без слов делает ее бесполезной. Если уж на то пошло, я думаю, что удаление слов сделало ее более полезной. Теперь это блокнот.

Анжелика хмыкает.

— Точно. В отличие от стула без сиденья и спинки. С ним мало что можно сделать.

— Натяни сетку между ножками, — добавляет Тодд. — Получится табурет-гамак.

Кингстон хмыкает.

— Книга с отсутствующими страницами? Вот это было бы бесполезно, — говорю я.

Забавно, что я чувствую эти слова нутром. Всю свою жизнь я чувствовала себя историей с отсутствующим сюжетом, путешествием героя без героя, тайной без тайны. Нефункциональной, потому что мне не хватало чего-то неотъемлемого, что есть у всех остальных.

Я следую за группой к следующей бесполезному экспонату — камину, сделанному изо льда.

— Может ли лед подавить огонь? — Тодд почесывает свою бородатую челюсть. — Или огонь победит лед?

— Огонь растопит лед, я думаю.

Мы обсуждаем возможности невидимых каминов, когда Кингстон отлучается, чтобы ответить на звонок.

Он отвечает резким: «Что ты хочешь?», что заставляет меня думать, что это не Габриэлла.

Взгляд Кингстона встречается с моим, и я быстро отворачиваюсь обратно к ледяной скульптуре.

— Да, она здесь, — бормочет он. — Какого хрена я должен это знать? Нет, я не… что? Ладно, но мы тут пытаемся работать, и я не хочу пропустить бездонный писсуар… — Он делает секундную паузу, затем стонет. — У тебя нет художественного вкуса. — Слышу шарканье ног позади себя, и когда Кингстон произносит мое имя, я даже не вздрагиваю. Какое-то шестое чувство подсказало мне, что звонит Хадсон. — Твой навязчивый парень хочет знать, почему ты не отвечаешь на звонки. — Мой босс выглядит скучающим и раздраженным.

— Я оставила телефон дома. — Я выключила его после того, как Хадсон написал мне вчера вечером, сказав, чтобы я немного поспала и дала ему знать, если мне что-то понадобится.

Комплекс спасителя.

— Ее телефон дома, — передает Кингстон своему брату, а затем хмурится. — Он хочет знать, чувствуешь ли ты себя лучше? Ты заболела?

Раздраженная, я протягиваю руку, и Кингстон, кажется, с благодарностью передает мне телефон.

Я отхожу в сторону и говорю шепотом.

— Эй, мы на выставке, поэтому не могу говорить, но я чувствую себя лучше. Мне просто нужно хорошо выспаться.

Его вздох по телефону такой тяжелый, что, клянусь, я чувствую его облегчение.

— Это, наверное, моя вина. Я не давал тебе спать, когда ты была здесь.

Моя кожа покрывается жаром при воспоминании о том, какими способами он не давал мне спать. Я напоминаю себе, что Хадсон хочет спасти меня, и для него секс — это всего лишь приятная привилегия.

— В чем дело?

— Ах, да, тебе нужно идти. Я хотел сообщить, что уезжаю из города в командировку. Вернусь максимум через пару дней.

— Хорошо.

Он молчит, и я думаю, не потеряли ли мы связь, пока Хадсон не произносит мое имя с такой заботой, что у меня слезы наворачиваются на глаза.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я заставляю энергию, которой не чувствую, влиться в мой голос.

— Я в порядке. Удачной поездки.

— Я позвоню тебе, когда у меня будет свободное время.

— Я пойму, если ты будешь слишком занят.

Наступает еще одна пауза, прежде чем он говорит:

— Нам нужно поговорить, когда я вернусь. Это важно. Береги себя.

— Хорошо.

— Лиллиан, я…

— Мне нужно идти.

Мы прощаемся, и я передаю телефон обратно Кингстону, который ждет у ледяного камина. Тодд и Анжелика ушли.

Он засовывает телефон в карман.

— Хадсон запал на тебя.

— Нет, — отвечаю я, пожимая плечами. — Я так не думаю. — Он просто хочет меня спасти.

Кингстон практически давится своим смехом.

— Ох, вау, да… Ты даже не представляешь. Этот парень по уши влюблен в тебя.

Я вздрагиваю от его слов.

Он фыркает, как будто моя реакция абсурдна.

— Ты действительно не знаешь?

— Я знаю, что Хадсон неравнодушен к беспомощным женщинам.

Его брови идеальной формы сходятся вместе.

— Так и есть.

Я быстро моргаю, потрясенная тем, что он даже не стал этого отрицать.

— Твой брат не любит меня. Он просто пытается меня спасти. — Мой голос срывается, и я прикусываю язык, прежде чем выдать слишком много из того, что я чувствую.

— Хадсон пытается помочь тебе, потому что любит тебя.

Я поворачиваюсь к нему лицом, скрещивая руки на груди.

— Откуда ты знаешь, а? Чем я отличаюсь от бармена, или бездомной женщины, или Карины, или женщины, которой он купил новый гардероб, или бесчисленных других женщин, которых он спасает? Он попросил тебя дать мне эту работу? — Я подхожу ближе и понижаю голос. — Пожалуйста, не лги мне. Мне нужно знать, заслужила ли я эту должность или ты нанял меня, потому что он попросил об этом. — Я смахиваю что-то со щеки и чувствую влагу на руке. Отлично. Теперь я плачу.

Никогда не видела у Кингстона такого серьезного выражения лица, без тени улыбки, играющей на его губах.

— Что отличает тебя, Лиллиан, так это то, что он никогда не прикасался ни к одной из женщин, которым помогал. Ни одного поцелуя. Ни одной интрижки. Ни одного свидания.

— Ты не можешь знать, что…

— Господи. — Он чешет затылок с выражением, похожим на разочарование. — Просто подумай об этом. Ты видела женщин, ломящихся в его дверь? Взрывающих его телефон? Он производит впечатление плейбоя? Этот парень — гребаный бойскаут. И всегда таким был. Если ты не знаешь его достаточно хорошо, чтобы увидеть это, что ж, ты не обращала внимания.

— Я…

— Спроси меня, сколько женщин Хадсон приводил на семейные мероприятия. Сколько женщин он упоминал. Сколько его бывших мы встречаем, когда куда-то выходим. Спроси меня, сколько раз мой брат был влюблен, Лиллиан.

Я тяжело сглатываю.

— Сколько?

Он наклоняется вперед, чтобы посмотреть мне в глаза, прядь волнистых волос падает ему на лоб и почти закрывает глаза.

— Ноль. До тебя. Что бы ты ни придумывала в своей голове о Хадсоне, делай это, зная, что ты единственная женщина, с которой у него были серьезные отношения. Так что да, возможно, он пытается спасти тебя. Но он также отчаянно любит тебя. И откуда я знаю? Потому что это то, что мы делаем. Мы защищаем, помогаем и спасаем женщин, которых любим. И мы не можем это контролировать.

Я шмыгаю носом, вытираю глаза и прерывисто втягиваю воздух.

— Если ты прав, то это типа мудацкий поступок — сказать мне, что он любит меня, прежде чем у него появится шанс.

Кингстон ухмыляется и закидывает руку мне на плечо.

— Для чего еще нужны младшие братья, как не для того, чтобы эпически портить планы и перехватывать инициативу? — Мы направляемся к следующему бесполезному экспонату — теннисным туфлям с рогами дьявола и без подошвы. — Ладно, эти я бы действительно носил.

Я смеюсь, чувствуя себя легче и немного счастливее.

Он сжимает мое плечо.

— Сделай мне одолжение? Когда Хадсон наберётся смелости и скажет тебе о своих чувствах, изобрази удивление, ладно?

— Я могу это сделать. — Потому что, что бы ни говорил Кингстон, я все еще не могу полностью принять, что это правда. Хадсон любит меня?

— Часы без стрелок. — Кингстон отпускает мои плечи, когда мы останавливаемся у циферблата часов. — Абсолютно бесполезные.

— Ну, не знаю. — Я наклоняю голову, изучая их. — С такими часами ты никогда не опаздываешь и не придешь раньше. Никаких ожиданий. Ты спишь, когда устал, и просыпаешься, когда захочешь. Знаешь, время — это просто социальная конструкция. — Когда Кингстон не сразу отвечает, я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня с легким благоговением и гордостью.

— И ты думала, что я нанял тебя, потому что Хадсон попросил об этом? — Он качает головой. — Ты должна знать, что мой брат уважает меня настолько, что никогда бы не попросил меня рисковать своей компанией ради найма из жалости. Я нанял тебя, потому что мне нравится, как работает твой мозг.