Нажми на «Play» - Кайли Скотт
– Я не могу молчать о своей любви!
Я изо всех сил старалась не рассмеяться.
– Мэл? У меня голова болит из-за того, что ты случайно ударил меня ногой по голове. Может, все-таки помолчишь?
– О, черт, черт, ладно. Извини, тыковка. Прости. – Он уставился в небо. – Слушай, Энн, звезды и прочее дерьмо. Это красиво, правда?
Я подняла глаза и увидела, что облака разошлись и через них просвечивает парочка отважных звезд.
– Правда. Давай вернемся в отель.
– Мм, да, поехали. У меня в штанах есть кое-что, что я хочу тебе показать. – Он неуклюже зашарил пальцами по поясу джинсов. – Послушай, это действительно важно.
Я схватила его за пальцы и крепко сжала их.
– Замечательно. Покажи мне наш номер в отеле, хорошо?
– Хорошо. – Мэл счастливо вздохнул. Воздух вокруг него был насквозь пропитан парами виски.
– Спасибо, что написала Эв. – Дэвид открыл пассажирскую дверь, ухватил Мэла за руку и принялся запихивать его в машину. – Если ты думаешь, что сегодняшний вечер был веселым, подожди, пока мы не отправимся в турне. Тогда будет еще интереснее. Это будет первый раз, когда с нами поедут подружки или жены.
– Ты так это говоришь… Я должна бояться?
Мэл постучал в окно со стороны пассажирского места.
– Энн, у меня чешется в штанах. Кажется, у меня на них аллергия. Иди, помоги мне их снять.
Мы оба проигнорировали его.
Дэвид почесал в затылке.
– Думаешь, это послужит для нас уроком, да?
– Да.
Будущее казалось большим, налившимся я-понятия-не-имею-что-произойдет хрустальным шаром. Но на этот раз все было в порядке.
Глава двадцать первая
Раздался стон, громкий, долгий и явно болезненный. Больше всего это напоминало стон раненого животного. Хотя с животным ругани было бы меньше. Звуки, доносившиеся из-за моей спины, не сулили ничего веселого. Нет, эти звуки относились к особому, специальному уровню ада, называемому «Утро после того, как мать напилась в хлам».
– Тыковка. – Мэл уткнулся лицом мне в затылок, прижался горячей кожей. – Черт.
– Хм-м?
– Больно.
– Мм.
Пальцы руки, засунутой спереди в мои трусы, сгибались и разгибались. Он давил на самые разные интересные места, заставляя меня извиваться.
– Зачем ты засунула мою руку себе в трусики, пока я спал? Что это значит? – пробормотал он. – Господи, женщина. Ты совсем распоясалась. Я чувствую себя оскорбленным.
– Я этого не делала, милый. Это все ты.
Он снова застонал.
– Ты очень настаивал на том, чтобы засунуть туда руку. Я думала, что после того, как ты заснешь, я смогу тебя подвинуть. Но не вышло. – Я потерлась щекой о подушку и о его бицепс.
– Эта киска моя. – Его пальцы потянулись, надавливая на ткань нижнего белья, случайно поглаживая внутреннюю сторону моих бедер. Но заводиться было не время. Нам нужно было поговорить.
– Да, ты уже говорил. Неоднократно.
Он крякнул и зевнул, затем потерся об меня бедрами. К ягодицам прижался утренний стояк.
– Тебе не следовало заставлять меня так много пить. Это было очень безответственно с твоей стороны.
– Боюсь, это была и твоя вина тоже.
Я попыталась сесть, но его рука удержала меня.
– Не двигайся пока.
– Мэл, тебе нужны вода и обезболивающее.
– Хорошо.
Он убрал руку с моей промежности и, кряхтя и отдуваясь, перекатился на спину. Прошлой ночью мне не удалось затащить его в душ. Соответственно, этим утром от нас обоих разило потом и виски.
Я принесла ему бутылку воды и пару таблеток и села на край кровати.
– Поднимайся и глотай.
Он приоткрыл затуманенный глаз.
– Я проглочу, если ты тоже проглотишь.
– Договорились.
– Надеюсь, ты серьезно. Мужчины не любят, когда им лгут в таких вопросах.
Он очень медленно сел, пряди прямых светлых волос упали ему на лицо. Мэл высунул язык, и я высыпала на него таблетки и протянула воду. Какое-то время он просто сидел, потягивая воду и наблюдая за мной. Я понятия не имела, что будет дальше, что я должна сказать. Куда легче просто отпускать глупые шутки, чем на самом деле попытаться проявить сочувствие и понимание. Чтобы помочь ему.
– Мне жаль, – сказала я, просто чтобы нарушить молчание.
– Почему? Что ты натворила? – тихо спросил он.
– Я имею в виду Лори.
Он подтянул ноги, уперся локтями в колени и опустил голову. Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом включенного кондиционера и чем-то вроде звона столового серебра из соседней комнаты. Когда он, наконец, посмотрел на меня, его глаза покраснели и блестели от влаги. Мои глаза тут же тоже наполнились слезами. Во мне не осталось ни единой частички, которая не страдала бы при виде его переживаний.
– Я не знаю, каково это, поэтому не собираюсь притворяться, что знаю, – сказала я.
Его губы оставались сомкнутыми.
– Но мне правда жаль, Мэл. И я знаю, что это не помогает, на самом деле нет. Это ничего не меняет.
По-прежнему ничего.
– Я не могу тебе помочь, и я это ненавижу.
Дело в том, что частью желания успокоить другого является стремление почувствовать себя полезной. Но ничто из того, что я могла бы сказать, не могло унять его боль. Я могла вывернуться наизнанку, отдать ему все, и это все равно не смогло бы остановить то, что было не так с Лори.
– У меня даже нет нормальных отношений с матерью, так что я понятия не имею, что ты чувствуешь. По правде говоря, раньше я все время желала ей смерти. Теперь я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое, – выпалила я и тут же остановилась, потрясенная собственной глупостью. – Черт. Это худшее, что я могла тебе сказать.
– Продолжай.
Черт, он был так серьезен.
Я открыла рот, и у меня перехватило горло. Слова пришлось выталкивать буквально через силу.
– Она, эм… она наплевала на нас, на Лиззи и меня. Отец ушел, и она слегла. Отличное решение проблемы распада нашей семьи. Никаких попыток обратиться за помощью, никаких врачей, она просто лежала в темноте и ничего не делала. Три года практически не выходила из своей комнаты. Не считая тех моментов, когда к нам приходили из службы защиты детей. Нам удавалось убеждать их, что она для нас что-то делает. Такой вот бред.
Он уставился на меня, его губы сжались в тонкую белую линию.
– Однажды я пришла домой, а она сидит на кровати с кучей маленьких разноцветных таблеток на прикроватном столике. И держит в руках большой стакан с водой. У нее так сильно дрожали руки, что брызги были повсюду, и ночнушка была вся
