Дарья Волкова - Игра стоит свеч
Она нервно прокашливается.
— Ты бы хоть предупредил, что приезжаешь…
— Зачем? Канун Рождества — пора сюрпризов и чудес… — так же лениво, тягуче произносит он. Слегка наклонил голову, разглядывает ее.
Ник страшно неловко от ситуации, от его взгляда, от его близости. В ней как будто начинает происходить какая-то неконтролируемая химическая реакция, катализатором которой является он.
— Ты… хм… полагаешь, что ты — рождественское чудо? — она из последних сил пытается сохранять сдержанность.
У него нет плана действий, нет идей, что ей сказать. Он вообще ни черта не понимает, кроме одного!
Резко притянул ее к себе за плечи и поцеловал. Просто потому что думать ни о чем другом не мог. А уж когда она стала отвечать ему…
Он забыл, где находится, что происходит вокруг. Плевать, что он в гостиной чужого дома, что где-то недалеко, за парой стен — Лавинь, который может войти в любой момент. Все летит в тартарары, когда его девочка ему отвечает поцелуем!
Вжал ее в мягкую спинку дивана, пальцы сами собой скользнули под футболку, нежно касаясь изгиба спины. Там у нее очень чувствительное место, он это выяснил! И — целовать, целовать, целовать… Мягкие губы, упругий язычок, глотать ее дыхание, первый тихий стон. Левая рука переместилась вперед, также под футболку. Футболка домашняя, и под ней нет ничего, кроме гладкой теплой кожи. Нашел сосок, тихонько сжал, теряя голову окончательно. Губы сами собой скользнули по шее вниз.
— Кааайл! — то ли шипит, то ли стонет она. И ладошки упираются ему в плечи. — Что ты делаешь? Не надо… не здесь…
Отрезвляет. Что в такой ситуации первая опомнилась в недавнем прошлом невинная девушка, а не он… с его-то опытом!
Медленно вытаскивает руки из-под футболки, аккуратно разглаживает ее. Пальцы трясутся, запускает их в свои волосы, чтобы скрыть это от Ники.
— Что ты делаешь?.. — беспомощно, дрожащими губами повторяет она. — Там же дядя на кухне…
— Что-что… — огрызается он. Зашибись разговор начал! — Это ты так на меня действуешь! Ты меня с ума сводишь, я вообще не соображаю, что делаю!
Получается резко, почти зло. Он пытается уровнять дыхание, прийти в себя, чтобы не напугать ее, чтобы дать себе хоть какой-то шанс по-человечески поговорить.
Однако Ник не выглядит испуганной. После его слов вид у нее скорее… заинтересованный.
— Свожу тебя с ума? — повторяет она вопросительно. — Я?
— Ты видишь тут кого-то еще? — он все никак не может справиться со своим раздражением. — Конечно, ты!
— И насколько… сильно? — нерешительно.
— Сама оцени! — не сдержавшись, рявкает он. Хватает ее руку и притягивает к явному доказательству того, насколько. Втягивает со свистом воздух. Что он творит?! Разжимает пальцы, отпуская ее руку. Только вот она свои пальцы не убирает. Глаза в глаза. Ярко-голубые против светло-серых. А потом тонкие девичьи пальчики чуть вздрагивают, движутся вдоль ткани брюк вверх и вниз, в робкой неумелой ласке. Серые глаза медленно закрываются, признавая полнейшую капитуляцию. Голова беспомощно откидывается назад. С губ срывается протяжно: Cavoli! (ит. грубая форма выражения «ничего себе!» — прим. автора). Ник не знает этого слова, но судя по эмоциональности голоса, это какое-то ругательство.
А потом он резко откидывает руку, отстраняется. Ее легкая улыбка добивает его окончательно.
— Нам надо поговорить!
— Я вижу, как вы разговариваете! — раздается от входа в гостиную голос Лавиня.
Кайл вздрагивает, Ник заливается румянцем. Кайл отлично представляет, как это выглядит со стороны. Зажатая в углу дивана Ники со вспухшими губами от его нифига не нежных поцелуев. Он сам… дыхание как у марафонца после финиша, в штанах тесно. Интересно, как давно там стоит Лавинь, и как много он видел? Заметил ли он, что тут его племянница вытворяла своей рукой? Кайл бросает косой взгляд на Николь и с удовольствием отмечает, что румянец на ее щеках становится все жарче. «Поделом тебе! — думает он с мрачным удовлетворением. — Нельзя так издеваться над мужчиной!»
— Падрон! — прерывает его размышления Лавинь. Кивает головой в сторону выхода из гостиной. — На два слова!
— При условии, что вы оставите нож здесь! — парирует Кайл.
Этьен с недоумением смотрит на Кайла, потом на тесак в своей руке. Слегка усмехается.
— Хорошо! — кидает нож на стоящую рядом этажерку. — Я и голыми руками справлюсь…
— Кто б сомневался… — бормочет под нос Кайл, поднимаясь с дивана и направляясь за вышедшим из гостиной Лавинем. На Ники он не смотрит.
— Какого черта ты явился? — Лавинь не стал утруждать себя предисловиями, едва за ними закрылась дверь кабинета.
Кайл ожидал чего-то подобного. Наделся, конечно, хоть на какое-то подобие дружелюбия со стороны грозного шефа «Дакара», но и к такому повороту разговора был готов. И он уже давно не мальчик, чтобы его можно было запугать.
— Я забираю Ник.
— Да ну? — у холеного потомка французских аристократов сейчас такое выражение лица, что более слабонервный человек поторопился бы упасть в обморок. От греха подальше. — Я что-то не наблюдал ранее у своей племянницы ручки, как у чемодана. Чтобы ее можно было взять и забрать.
Кайл ругнулся сквозь зубы. Он сегодня, похоже, в принципе не способен правильно излагать свои мысли.
— Я хотел пригласить Ник… провести Рождество на Сицилии.
— Вот как? — Лавинь сохраняет показную невозмутимость. — И она согласилась?
— Мы… хм… не успели это обсудить.
— Видел я, как вы обсуждали! — все напускное спокойствие слетает с Лавиня. — Я тебе руки оторву!
Обсуждаемые части своего тела Кайл демонстративно складывает на груди.
— Вот что я тебе скажу, Лавинь! — его собеседник вздрагивает от резкости тона, от внезапного перехода на «ты». А Кайл и не думает менять этот тон. — Мы оба взрослые люди — и я, и Ник! И не надо тут играть в благородного отца семейства и изображать викторианскую мораль!
— Вот, значит, как мы заговорили… — голос Лавиня тих и угрожающ. — А теперь послушай меня, Падрон. Я знаю Ники долго, почти с рождения. Я знаю, что она за человек.
— Да я… — пытается ответить Кайл, но Лавинь не допускает этого.
— Молчи и слушай!
Кайлу приходится кивнуть в знак согласия.
— Ник… сложно сходится с людьми. Редко к кому привязывается. У нее было непростое детство, знаешь ли… — из Этьена будто выпускают воздух, он устало садится на стул, горбит плечи. — Но уж если она кого-то одаривает своими чувствами… открывает сердце… то делает это безо всяких «но» и «если». Она не умеет наполовину, Падрон. Если уж любит — то любит!