Дарья Волкова - Игра стоит свеч
— Ну вот, — продолжил он удовлетворенно, — значит, есть вероятность того, что ты… хм… беременна. От меня.
Закончил он скорее удивленно, чем торжествующе, как планировал изначально, с намерением шокировать ее. А вместо этого озадачил самого себя. Взъерошил свободной рукой волосы на затылке, пытаясь понять — а если и в самом деле так? Что тогда? Ответа ее ждал с замиранием сердца. А она молчала долго. И, наконец:
— Я не… — прокашлялась, — не… Со мной все в порядке! — закончила сердито.
— Точно?
— Абсолютно!
Он вздыхает. Ну что он, в самом деле, взъелся на нее. Они ведь в совершенно разных весовых категориях! Ему-то такой разговор привычен. Не в плане обсуждения гипотетической беременности, Боже упаси! Таких оплошностей он ранее не допускал. Но легко и непринужденно разговаривать о проведенной ночи для него было проще простого. А вот для Ник это было ново и непривычно, она смущалась.
— Ники…
— Кайл, меня тут срочно вызывают, — соврала она торопливо. — Извини!
— Хорошо, — вздыхает он покорно. — Я позже позвоню, ладно?
— Ладно. Пока.
Она бросает телефон на соседнее сиденье, вытирает вспотевшие ладони о джинсы на бедрах. Как же жарко в Аргентине!
Он бросает телефон на покрывало рядом с собой, обхватывает голову руками. Он уже забыл, когда в последнее время он четко понимал, что вокруг него и с ним самим происходит!
— Ну что, друг мой, как твои успехи?
— Сформулируй вопрос чуть конкретней и, возможно, я тебе отвечу, — недовольно морщится Кайл.
— Ник остается в команде?
— Нет.
Эзекиль хмурится.
— Значит, она послала тебя к черту?
— Хм… тоже нет.
— Я не понимаю.
— Я тоже не понимаю! — огрызается Кайл. — И отстань от меня со своими идиотскими вопросами!
— Вон оно что… — задумчиво кивает Кампос. — Ну-ну… Знаешь, что? — боливиец внезапно оживляется. — Меня воспитывали в вере в Бога, но я иногда, каюсь, сомневался в Его существовании…
— К чему эти душеспасительные беседы, Кампос?
— Вот сейчас, в эту самую минуту я уверовал окончательно и бесповоротно!
— Да ну? — сардонически изгибает бровь Падрон.
— Точно, — Зеки кивает с наисерьезнейшим видом. — Бог есть, и он вершит справедливость! Наконец-то нашлась женщина, которая тебе отказала!
— Знаешь, — мрачно цедит Кайл, — к твоей бандитской роже очень подойдут золотые зубы!
— Чего? — переспрашивает Кампос оторопело.
— Еще одна реплика — дам в зубы!
— О, я испугался! — фыркает Зеки. Снисходительно хлопает Кайла по плечу. — Ну, не переживай, малыш. Я, так и быть, тебя не брошу. Останусь с тобой. Ты ж такой хорошенький…
От свистнувшего кулака Кампос успел увернуться — сказалось детство, проведенное в трущобах Кочабамба. Но поспешно ретировался, ибо злой как черт Падрон был совсем не той компанией, в которой хотелось оставаться как можно дольше.
— Ты отверг уже пятерых штурманов!
— Ну и что? — Кайл небрежно пожимает плечами.
— Послушай, мы не найдем вторую Ник…
— Макс! — перебивает шефа Кайл. — Я полагал, что мы уже достигли взаимопонимания в этом вопросе! Я ищу профессионала, я теперь знаю, каков он! Увижу — узнаю! Понимаешь меня?! Я ищу профессионального, преданного делу штурмана! А на цвет глаз и размер груди я внимания не обращаю, если ты на это намекаешь!
— Да понял я, понял… Не ори так.
— Меня полностью устраивает эта кандидатура.
— А тебя не смущает, что Давид — испанец?
— С чего бы? — удивляется Кайл.
— Ну, — Мак-Коски хмурится, — ты же слышал его английский. Я ни черта не понимал, пока Эзекиль не пришел и просто не стал нам переводить. Как ты будешь с ним общаться?
— Захочет работать у нас — а мне показалось, что он ОЧЕНЬ хочет работать у нас — подтянет свой английский. Время есть. Зеки вон тот еще «гений», но осилил же английский.
— Так, вот я сейчас не понял?! — возмущается Кампос. — Что за намеки?!
— Никаких намеков, — усмехается Падрон. — Обычно человеку дается или ум, или красота…
— И что это значит?
— Тебе не досталось ни того, ни другого.
— Ты стал совершенно несносен, Падрон! — обиженно парирует Эзекиль, резко вставая из-за стола. — Всего доброго, сэр Макс. Советую испробовать на нем мышьяк.
Кайл небрежно постукивает пальцем по столу, игнорируя возмущения Кампоса.
— Слушай, ну нельзя так! — едва за Эзекилем захлопывается дверь, Мак-Коски набрасывается с критикой на Кайла.
— Да Зеки привычный, — морщится Кайл. — Переживет.
— А ты этим пользуешься, да? Слушай, ну сделай уже с собой что-нибудь!
— Если тебе больше нечего мне сказать, — демонстративно зевает Кайл, — то я пойду.
— Опять будешь носиться по треку как ужаленный?
— В твоих словах звучит странное для владельца раллийной команды недовольство. Я отрабатываю технику прохождения поворотов на новом шасси.
— Да? Не думаю, что твоя и без того безупречная техника вождения нуждается в таком объеме дополнительной шлифовки. По-моему, ты просто не знаешь, куда себя деть.
— Все, я ушел, — Кайл встает, намереваясь выйти из кабинета.
— А ну, сядь на место! — рявкает сэр Макс.
Кайл хмурится, борясь с желанием послать шефа к черту. И все же выполняет его приказ. Небрежно развалившись на стуле, произносит снисходительно:
— Предупреждаю сразу! Мой собственный отец отбросил попытки меня воспитывать лет пятнадцать назад. И я не советую тебе браться за это гиблое и безнадежное дело.
— Больно надо мне — тебя воспитывать, — Мак-Коски устало трет лицо. — Просто хочу рассказать тебе кое-что.
— Ну-ну… Весь внимание.
Сэр Макс игнорирует сарказм, звучащий в голосе Падрона и после краткого размышления начинает свой рассказ:
— Когда-то, тридцать лет назад, я любил женщину… красивую женщину… — Кайл изгибом брови демонстрирует удивление таким поворотом разговора, но молчит. — Ее звали Жюли Лавинь. Это мама Николь.
— Чего?! — Кайл традиционно вопит и подскакивает, роняя стул. — Ты любил мать Ники?! Это что же… Она что, твоя дочь, что ли?!
— Тьфу на тебя, Кайл! — теперь очередь Макса изумленно таращиться на собеседника. — Ну и фантазия у тебя! Бразильских сериалов обсмотрелся?
— А ты такими словами не бросайся! — Кайл поднимает стул, усаживается верхом и командует: — Рассказывай!
— Да особо нечего рассказывать, — грустно усмехается Мак-Коски. — Я ее любил. Но считал, что важнее стать чемпионом. А она — подождет. Только любовь… она не ждет. Когда она приходит, ее нельзя отпускать. А я вот решил, что никуда она не денется. И пока я упирался в борьбе за чемпионский кубок, нашелся один очень шустрый… который и стал мужем Жюли и отцом Ники.