Анна Берсенева - Мурка, Маруся Климова
– С клоунской? У тебя получится.
Он смотрел на дорогу, но Маруся все время ловила его взгляд в водительском зеркальце и поэтому сразу увидела знакомые веселые искры у него в глазах. Уже знакомые... Как странно!
– Знаешь что? – сказал он вдруг. – Если ты не очень торопишься, может, я тебя через часок в твой цирк доставлю?
– Почему через часок?
Сердце у нее забилось при этих его словах так, как билось когда-то перед днем рождения. Ей тогда должно было исполниться девять лет, это был ее первый день рождения, который наступил при Сергее, и он сказал, что подарит ей такую корону, какую Принц подарил Принцессе на горошине. У Андерсена про корону не было ни слова, но Маруся знала, что корона будет прямо из сказки. Так и оказалось.
– Могу и через два часа отвезти, – сказал Матвей. – Посидим где-нибудь. Согреешься, а то у тебя же ноги промокли.
– Откуда вы про ноги знаете? – поразилась она.
– Ты, когда на остановке сидела, очень смешно ногой дрыгала. А перед этим на одной ножке туда припрыгала. Я потому тебя и заметил. И вообще, вид у тебя был...
– Ну да, – вздохнула Маруся. – И ноги промокли, и вид дурацкий.
– Теперь уже не дурацкий, – заверил Матвей; в глубине его серьезного тона все-таки плясала смешинка. Он помедлил несколько секунд и добавил: – Ты на Герду похожа.
В его голосе прозвучало что-то вроде удивления.
– Вы все время сказки вспоминаете, – улыбнулась Маруся. – А почему?
– Говорю же, детскую психологию осваиваю.
– У вас родились дети?
– Не то чтобы родились, но появились. Вот оно, кафе. – Машина уже выехала с Нового Арбата и кружила по переулкам возле Старого. Теперь Матвей остановил ее возле неприметного дома с узорчатыми полуподвальными окнами. – Здесь горячий шоколад наливают, довольно вкусный. Детям, во всяком случае, нравится.
Глава 3
В кафе стоял полумрак, поэтому Маруся почти не разглядела, как оно выглядит. Или не поэтому, а потому, что это было совсем неважно.
Кажется, заведение можно было считать даже не кафе, а рестораном. Во всяком случае, в углу был настоящий камин, в котором пылал настоящий огонь. За столик рядом с камином они с Матвеем и сели. Маруся незаметно поддела ногой мокрый сапог с дыркой на подошве и, стянув его, так же незаметно сняла и второй, без дырки. Матвей наклонился, достал из-под стола ее сапоги и поставил поближе к огню.
– А можно, я не буду шоколад? – смущенно спросила Маруся. – Лучше чай с сахаром.
– Можно, – кивнул он. – Только сначала поужинаем.
До той минуты, когда он это сказал, Маруся совершенно не хотела есть. Но сразу же после его слов почувствовала такой голод, что без труда проглотила бы что-нибудь огромное, вроде динозавра. Она не удержалась и сказала об этом Матвею.
– Можно и огромное, – согласился он, листая меню. – Вот, смотри, есть жаркое в горшочках. Может, оно из динозавра?
Любые глупости, которые приходили Марусе в голову, рядом с ним переставали казаться глупостями. Не то чтобы делались умными, просто растворялись в его легком внимании.
Марусе все равно было, что есть, и Матвей заказал для нее, как и для себя, жаркое в горшочках, десерт и чай.
– А как это, что у вас дети не родились, но появились? – спросила Маруся.
– Очень просто. Я в школе работаю.
– Не может быть!
– Почему не может?
Ей показалось, он немного обиделся.
– То есть... Я хотела сказать... – пробормотала она. – Просто у вас такой костюм... не школьный. И еще вы так свое удостоверение из кармана достали, как будто пистолет привыкли доставать. Даже милиционеры испугались.
– Пистолет я уже отвык доставать, – сказал он. – Хотя теперь снова привыкать приходится.
– Почему? – Теперь она совсем ничего не понимала! – Кем же вы в школе работаете, если пистолет?
– Директором. – Наверное, глаза у Маруси стали как плошки, потому что Матвей спросил: – Что, совсем не похож?
– Н-не очень...
Маруся вспомнила директрису тураковской школы – толстую неопрятную старуху с пустыми глазами, вспомнила даму, руководившую школой в Старопименовском переулке, – с безупречной прической и холодно сверкающими в ушах бриллиантами; у той глаза были не пустые, в них стояло цепкое внимание к тому, как одеты ученики и их родители, на каких машинах они подъезжают к воротам... Нет, Матвей точно не был похож на директора школы!
– Вот и слаженный педагогический коллектив меня, по-моему, в этом качестве не воспринимает, – вздохнул он. – А это же не группа специального назначения и даже не завод. Чтоб на одного цыкнул, с другим спокойно поговорил, третьего на место поставил, и все дела. С учителями не понимаю я, как надо. То есть мне кажется, что понимаю, но, скорее всего, напрасно кажется.
– Почему же напрасно?
Маруся затаила дыхание, вглядываясь в его вдруг ставшее серьезным лицо.
– Потому что кажется мне, что к детям многих из них на пушечный выстрел нельзя подпускать, и хочется половину учителей этих выгнать к далекой матери. Но не может же быть, чтобы столько опытных людей ни на что не годились. Значит, не они ошибаются, а я.
– Ничего это не значит, – решительно сказала Маруся. – Даже обычная математическая логика об этом не свидетельствует.
Это была Сергеева фраза. В его устах она всегда звучала убедительно, а в Марусиных, наверное, не очень. Во всяком случае, Матвей посмотрел на нее с удивлением.
– Думаешь, не свидетельствует? – спросил он.
Теперь удивилась Маруся: в его голосе не слышалось ни капли превосходства. Наоборот, он как будто ожидал, чтобы она объяснила ему то, что было для него непонятно и нелегко.
– Конечно! – Она во все глаза смотрела ему в глаза. – Вы же это – ну, что половину учителей выгнать надо, – не просто придумали, а почувствовали, да? Значит, это так и есть.
– Вообще-то да, почувствовал... – Он тоже смотрел в ее глаза, но при этом как будто бы и прислушивался к чему-то в себе самом. – По-твоему, этого достаточно?
– Да, – кивнула Маруся. – Для вас достаточно.
– Почему именно для меня?
– Потому что вы знаете, от чего в душе бабочки летают.
– Бабочки? – Он удивился – наверное, забыл, что сам же и говорил об этом когда-то. – А от чего они летают?
– Разве не знаете? – упавшим голосом спросила Маруся.
Он улыбнулся:
– Вообще-то знаю.
Официант принес глиняные горшочки, накрытые вместо крышек румяным запеченным тестом, и Маруся не успела спросить Матвея, от чего у него в душе летают бабочки. Ей не хотелось спрашивать об этом за едой, и она спросила о другом:
– Это вам из-за ваших учителей приходится опять к пистолету привыкать?
Матвей расхохотался так, что подавился тестом, которое отломил от горшочка.
