Тарун Дж. Теджпал - Алхимия желания
Действие — это жизнь. Действия — это карма.
Благодаря этому прощают даже тех, кого терзает необузданное желание. Книга прощает Дуриодхана. Человека, который постоянно жаждет удовлетворения. Человека, который способствует началу войны, чтобы положить конец всем войнам. Она дарует ему рай и восхищение богов. В желании и действии и состоит цель жизни людей.
Нужно узнать мир, прежде чем составить о нем мнение. Нужно следовать желанию, не отвергая его. Нет заслуги в том, чтобы отказываться от неизведанного.
Величайшая книга в мире избавляет силу воли от религии и возвращает ее людям.
Религия — это подчиненная фантазия школьного учителя.
«Махабхарата» — это радостная песня жизни маэстро.
В своих рассказах она берет религию за позвоночник и выворачивает кожей наружу. Заставляя ее ломать голову над собственными отравленными фолликулами.
Она дает шанс мужчинам быть превосходными. Охваченными сомнениями архитекторами небольшой части их жизни. Способными победить, далее когда они проигрывают
Во время этой древней битвы «Махабхараты» старая женщина лежала, готовясь к смерти. Она во многих отношениях была верна духу страны. Эта женщина боролась со своей кармой, преодолевала ее, меняла ее. Она была жертвой ненормальных школьных учителей и их фантазий, их публично разглагольствующих религий.
В дни смерти 1947 года давно ожидаемое зло пришло после полуночи в ее земли. Поздним вечером ее усадьба вблизи Лахори была разграблена учениками школьных учителей. Ее толстого мужа, с сокрушительным весом которого она давно научилась справляться несколькими ловкими способами, вытащили на передний двор. Его держали за сильные руки, пока он кричал и свирепствовал, а его тщательно потрошили серебряными кинжалами.
Ученики делали свое дело тихо. Они выполняли работу. А не играли в плавучем театре.
Она не удивилась, когда он выкрикнул ее имя перед смертью: «Шейла!»
Это прозвучало так громко, как она привыкла слышать ночью.
Большинство рабочих погибли или убежали. Женщина наблюдала за происходящим, скрючившись на полу, ее прекрасные голубые глаза смотрели на улицу на уровне подоконника. Они аккуратно вытерли свои кинжалы о курту ее мужа, после того как закончили. Затем пронеслись по дому, в то время как она пряталась под кроватью. Они не подожгли ферму только потому, что один из них вскоре должен был вернуться, чтобы предъявить на нее права.
Ученики охотились только за живыми телами.
Она вышла из дома лишь много часов спустя, когда начали кричать шакалы. Первый шакал протяжно завыл в ночи. Затем к нему присоединился хор других. Женщина не плакала. Если не смотреть на вскрытый живот и красные кишки мужа, казалось, что он спит. На его лице не было шрамов. Она проверила карманы его курты. Его кошелек из кожи верблюда был на месте. Женщина взяла его и часы с римскими цифрами, большое золотое кольцо с его пальца и медальон, который он носил на шее с фотографией, где он вместе с отцом стоит на Оксфорд-стрит в Лондоне. На обоих были шляпы-котелки и пальто. Она с трудом стащила браслет с его правого запястья. Он соскользнул, но запачкался в крови. Ей пришлось вытереть его о курту в том месте, где мужчины вытирали свои кинжалы. На нем рукописным шрифтом было выгравировано «Сансар Чанд». У букв «С» п «Ч» были большие завитушки сверху.
Мужчины, очевидно, пришли не грабить. Они пришли чистить.
За ними придут уборщики мусора.
Она вернулась в дом и сняла все украшения, которые были на ней, включая тугие бичус на ее пальцах. Затем женщина открыла сундуки и вынула только деньги и драгоценности. Она отложила в сторону вещи маленького размера, но большой ценности — кольца и гвоздики в нос. Женщина сделала одно исключение. Взяла тяжелые серебряные пайал — четыре дюйма в ширину, — которые подарила ей мать, получившая их от своей матери. Она завязала все это в тугой узел из муслина, который по размеру был не больше, чем две ее ладони. Остальное имущество женщина бросила в маленький деревянный ящик с железными петлями и болтами.
Затем она открыла двери тяжелого тикового шкафа, приставила резное зеркало, поставила горящую свечу напротив него, взяла ножницы для одежды и начала отрезать свои длинные волосы. Женщина ухаживала за ними с детства. Волосы падали по ее бедрам и издавали радостный звук, когда их отрезали. Она резала их так аккуратно, как могла.
В мерцающем желтом свете она увидела, что превратилась в светлокожего, изящного мальчика. Прекрасный маленький нос, превосходные маленькие уши, замечательный маленький рот и эта черта, выдающая непокорность, — выступающий подбородок с намеком на ямочку. Когда она посмотрела вниз, то увидела, что ее волосы лежат на полу, словно сброшенная одежда.
Женщина разделась. Ночь была тихая, если не считать поющих дуэтом шакалов. Ученики наставника, наверное, уже легли спать. Как и остальное ее тело, ее грудь была маленькой, но крепкой. Несмотря на двоих детей, ее соски были розовыми, а не темными. Но они были большими. Сансар Чанд обычно тянул их своими выпуклыми губами, пока ей не хотелось кричать. Она схватила их на мгновение. Они были возбуждены. Ею двигал страх. Женщина оторвала полоску ткани от простыни. Разрезала ее ножницами и, обернув ее вокруг, крепко затянула грудь. Соски выступали, словно столбы. Она замедлила дыхание, мягко положила на них ладони и подождала. Когда она убрала руки, белая повязка гладко опоясывала ее тело.
Женщина развернула деньги, которые нашла в тугом свитке и спрятала их в лоскуток превосходного муслина, который она завязала небольшой веревкой. Поставив левую ногу на постель, она закрыла глаза и нежно открыла себя левой рукой, а затем положила туда деньги. Это было не труднее, чем ублажать Сан-сара Чанд каждую ночь.
Она вытащила одежду своего старшего сына, Кевала, и начала примерять ее. Кевала и его младшего брата, Капила, отослали в Дели, когда появились Ганди-Джиннах-индийско-мусульмано-пакистанские проблемы. Дети жили там почти шесть месяцев, Сансар Чанд сказал, что вернет их назад, как только все успокоится. Лучше всего ей подошли школьные брюки Кевала цвета хаки. Ему было всего двенадцать, но он пошел в отца. И его мать была такой маленькой, что он мог бы поднять ее одной рукой. За всю свою жизнь она никогда не весила больше сорока килограмм. Ей пришлось подвязать брюки на поясе веревкой, чтобы они не упали.
Когда она завершила свой туалет футболкой и плащом, она была похожа на симпатичного маленького мальчика, который собирался идти в школу.
Каждодневная фантазия немного сурового школьного учителя.
