Анастасия Дробина - Дворец из песка
– Конечно, не было, – спокойно сказала она. – Вы играете в покер, Владимир Алексеевич?
– Блеф?
– Да.
– А где же эти негативы?
Погрязова не ответила. Через минуту молчания Буров вздохнул и спросил:
– Вы вернете их Жигану?
– Ни-ког-да, – отчеканила она. – Правда, я думаю, в скором времени они потеряют цену. Люди, которые сняты на них, уйдут в отставку или на пенсию. Но до этого времени мне нужно еще дожить.
– Он никогда не убьет вас, – убежденно сказал Буров. – Если вы все отдали ему – это бессмысленно. К тому же… он жив, пока живы вы. Он это знает.
– И вы тоже в это верите, Владимир Алексеевич? – без иронии спросила Александра.
– Вы подняли на ноги Машу, – мрачно ответил он. – Вы – а не бог и не врачи. После этого я поверю во что угодно.
Погрязова молча пожала плечами. Посмотрела на часы, оглянулась через плечо на Абрека. Тот кивнул. Александра поднялась.
– Мне пора, Владимир Алексеевич. Передайте привет Маше, пусть поправляется. Возьмите ее, улетите на море, пусть привыкает быть молодой и здоровой. Свяжитесь с какой-нибудь женщиной, вам это нужно. И… простите за то, что отняла у вас столько времени. Поверьте, необходимость в этом была.
– Александра Николаевна… – Буров все-таки решился взять ее за руку. Погрязова удивленно посмотрела, но руки не вырвала. Обнадеженный этим, он спросил:
– Мы увидимся когда-нибудь?
– Вряд ли, – улыбнулась она.
Буров подумал, что она права. И выпустил узкую, горячую ладонь, только сейчас почувствовав тяжелую усталость после бессонной ночи. Усталость – и опустошение. Говорить больше было не о чем.
– Прощайте, Владимир Алексеевич.
Абрек встал, пропустил Погрязову впереди себя. Вдвоем они пошли, не оглядываясь, к стойкам паспортного контроля. Буров провожал глазами фигуру Александры в темном пальто, видел, как она протягивает в окошко паспорт, как обменивается с таможенником несколькими фразами, как берет документ назад. Миг – и она уже была за стеклянной стеной. Буров ждал поворота, последнего взгляда, улыбки. Но Александра так и не обернулась.
Пора было уходить. Буров заплатил по счету, взял со стула свой плащ, а со стола – сигареты и телефон, поднялся, неловко толкнув стул. И заметил, что одновременно с ним встал человек в противоположном углу кафе. Он быстро прошел мимо Бурова, лишь мельком взглянув на него, но Владимир успел заметить знакомое, смуглое, словно сожженное солнцем лицо, узкие черные глаза и шрам над левой бровью.
Жиган задержался у паспортного контроля, но черное пальто Александры уже мелькало у стеклянного коридора, ведущего к лайнеру, и через мгновение его не стало видно. Металлический голос в последний раз объявил посадку на рейс «Москва – Рим». Жиган достал сигареты. Неприятно усмехнулся краем губ. И пошел к выходу. Чуть погодя за ним последовал и Буров.
Эпилог
Александра. Три года спустя
В декабре, во время дождей, в Баии нечем дышать. Ночью в нашем доме были открыты ставни, завешенные москитными сетками, я оставляла распахнутой настежь даже дверь, но духота оставалась почти прежней. Дети, впрочем, спали в эту жару спокойно. Мой мальчик, Ману, даже умудрялся натягивать на себя одеяло, и я во второй раз за вечер подошла убрать его, освобождая вспотевшую, курчавую головку. Тут же из соседней кроватки высунулась вторая голова – растрепанная, с нимбом черных волосенок, – и двухлетняя Мария обиженно спросила: «Мама, а я?!»
– И ты, – я подошла к ней, поправила одеяло.
Восстановив таким образом справедливость, Мария сама себе сунула в рот соску и заснула. Я с книгой в руке вернулась к зеленой лампе на столе, вокруг которой вились ночные бабочки. Мужа дома не было: час назад за ним явилось, громко крича и причитая, целое семейство из соседнего квартала: начались внеплановые роды. Для нас с Жозе это было привычным делом. Муж отодвинул тарелку с недоеденной фасолью, взял свой чемоданчик и ушел, не позволив мне проводить себя даже до калитки: лил дождь.
Несколько часов я сидела, читая книгу. Чтение длилось медленно: русских книг в Баии было не достать, а в португальском я до сих пор разбиралась с трудом. В саду шумел дождь, издавала замысловатые, почти птичьи трели жаба каруру, которая иногда подходила к самому дому и усаживалась на веранде под конусом фонаря, тяжелая и печальная, как пожилая вдова. Но сегодня каруру не пришла: ей нравилось мокнуть в саду, под листьями плодовых деревьев.
С улицы донесся шелест шин: подъехала и остановилась машина. Должно быть, прибыл с работы сосед. Но когда со двора послышался скрип калитки и громкий хлопок в ладоши – обычное местное приветствие, – я подняла голову, ожидая громких криков: «Доктор Зе!» или «Дона Сандра!». Часы показывали полночь, Жозе не стал бы хлопать во дворе, и, кроме клиентов, прийти было некому. Но никто не кричал; зато раздался еще один хлопок. Я отложила книгу, накинула на голову шаль и пошла к двери.
Во дворе под дождем стоял Жиган. Фонарь с веранды освещал его с ног до головы. Рядом с ним, в круге желтого света с ошалелым видом сидела каруру. Жиган, наклонившись, гладил ее по спинке, как собаку. Увидев меня, он выпрямился, и я увидела, что он почти не изменился.
– Тебе чего? – спросила я, понимая, что здороваться он все равно не будет.
– Так, мимо проезжал, – в тон ответил он. – Твой дома?
– Нет. Проходи. Только тихо: дети спят.
Он кивнул и, обходя лужи, зашагал к крыльцу.
В доме я дала ему полотенце, и Жиган, сев за стол, кое-как вытер голову. Его красная футболка с изображением бога Ошосси была темной от дождя.
– Сними майку, – посоветовала я. – Мокрый весь.
Он отмахнулся. Достал сигареты. Прикуривая, спросил:
– Как живешь?
– Слава богу.
– Что, и денег хватает?
– Когда мне не хватало?
– Ну да, – нехорошо усмехнулся он, и я снова подумала: совсем не изменился. – Леший тебе хоть шлет что-то?
– Что-то шлет. – И это было правдой. – Но, Жиган, там же огромная семья живет…
– На твои бабки.
– Это моя родня.
Жиган пожал плечами, но ничего не сказал. Я посмотрела на часы. Он усмехнулся:
– Да не бойся. Твой раньше чем через час не явится.
– Как у Лу дела?
– Лучше всех. Беременная, дура.
– От тебя хоть?
– А я знаю? Родится – посмотрим…
– Как бизнес?
– Расширяемся помаленьку.
– Ну, семь футов тебе под килем. Чего хотел-то?
Жиган не ответил. Стоя у двери, я смотрела на его темное, замкнутое лицо с узкими глазами, странно блестевшими в зеленом свете лампы. Во дворе шуршал дождь, пела каруру. Что-то пробормотала, повернувшись во сне, Мария, и я отошла к ней.
Когда я вернулась, Жиган курил у открытого окна. Я подошла. Он обернулся.
