Анастасия Дробина - Дворец из песка
Шкипер полез за сигаретами, и от этого привычного жеста я немного успокоилась.
– Мое дело маленькое, – сказал он, затянувшись и выпустив дымовую струю. – Тебе, детка, решать. Как захочешь, так и будет.
– Что, и разведешься?
– А ему обязательно жениться на тебе надо?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Может быть, не надо.
– Ну, так и горячку пороть нечего с разводом. Потом замучаемся обратно жениться.
– Шкипер… – Я умолкла, глядя на его неподвижное лицо со светлыми глазами, которые, как обычно, не выражали ничего. Долго терпеть этот взгляд я не могла даже в лучшие времена и поэтому отвернулась к Йеманже. Вяло подумала: ну почему я совсем его не боюсь?
– Послушай, я ведь тебе обещала. Помнишь, еще там, в Венеции, когда приехала только… Обещала, что при тебе останусь на сколько хочешь. Слово дала.
– Ну, вашему слову цена… – рассмеялся он. Рассмеялся без злости, без ехидства, совершенно искренне, и я слегка растерялась. Воистину, ничего не могло вывести этого человека из себя.
– Шкипер, но почему… – Я снова беспомощно умолкла. Думая о нем в эти дни, я ожидала чего угодно – скандала, угроз, ругани, всего того, чем обычно разряжаются оскорбленные люди… Дура. Ведь такого даже во сне привидеться не могло любому, кто знал Шкипера. Уму непостижимо: Пашка – и скандал из ревности… С гораздо большей вероятностью можно было допустить, что он, не тратя лишних слов, просто меня убьет.
Мы сидели в зеленой от полумрака комнате – я на постели, Шкипер на полу – и смотрели друг на друга. С табуретки нас разглядывала Йеманжа, с потолка – гекконы. Все они молчали, молчали и мы. С кухни доносилось сипловатое пение Франселины, бормотание радио. Во дворе Жиган орал по-португальски на Лулу, она хохотала.
Шкипер докурил сигарету. Щелчком отправил окурок в таз под рукомойником, не попал, но вставать не стал. От его голоса – знакомого, спокойного, ровного – я вздрогнула.
– Детка, последний раз спрашиваю – хочешь здесь остаться?
– Нет, – как можно тверже сказала я. Слез больше не было. От отчаяния сводило скулы.
– Ну и все тогда, кончили базар.
Я посмотрела на него в упор. И снова Шкипер словно прочел мои мысли. Чуть усмехнулся, поднялся, подошел, протянул руку к моей обнаженной груди и поочередно коснулся двух ямок: между грудями и под левой.
– Санька, я вот про это и в могиле помнить буду. И про все остальное тоже. Да тьфу мне на всех твоих негров, хоть с сенегальским стрелковым отрядом спи… Слушай, они правда лучше, чем белые? Жиган вот говорит…
– Все вы одинаковые, – проворчала я. – Уйди, мне одеться надо.
Он кивнул, поднялся и вышел из комнаты. Одевшись, я последовала за ним. И уже выходя из комнаты, вздрогнула от неожиданности, когда Шкипер, ожидавший за дверью, внезапно обнял меня и притянул к себе. Это было так привычно, так знакомо. Но мне, как никогда, хотелось вырваться и броситься прочь.
Он почувствовал. Отпустил меня, слегка усмехнулся и шагнул назад, пропуская меня вперед.
Вечером опять была луна. Желтая, огромная, уже чуть ущербная, она медным тазом зависла в ветвях гуявы, пестря пятнами двор. Я сидела во дворе на кривобоком стуле и, краем уха слушая перебранку соседей из-за забора, разговаривала по мобильному телефону с Милкой. Та, как обычно, жаловалась на все: на тяжесть работы в середине сезона, на то, что старшая дочь сошла с ума и бегает через забор на свидания к итальянским мальчишкам («только гаджен мне в семье не хватало, мало своих сволочей!»), на то, что у Челы страшный токсикоз и выступать она больше не может, на то, что Леший, вместо того чтобы работать, пропадает в таборе цыган, приехавших в Лидо на пяти трейлерах и уже неделю стоящих табором на окраине города…
– Ты-то как там? Все хорошо? Не зажарилась в ихнем пекле? Наших-то не встретила случайно? Марию, Мануэла своего? А что, мир тесный…
Я только усмехнулась. Пожелала Милке удачной ночи («Какой ночи, милая, здесь три часа дня!!!») и отключила телефон.
В доме было еще душно после дневной жары, и возвращаться туда мне не хотелось. Кухня, как и весь нижний этаж, была ярко освещена, но привычного пения Франселины не слышалось: она вместе с Лулу приготовила кучу еды и ушла к каким-то своим родственникам на другой конец города. На кухне сейчас крутилась, напевая самбу, Лу, а в большой нижней комнате двигались тени: вместе со Шкипером прилетели и ребята. Как обычно, ожидался большой покер, ждали Жигана, того, тоже как обычно, где-то носило.
Впервые мне не хотелось идти туда, в освещенную комнату. Не хотелось садиться в углу или у стены, не хотелось смотреть на то, как играет Шкипер, как безразличны его глаза, скрывающие великолепный блеф, как он, не меняясь в лице, открывает каре из королей или флэш-рояль. И даже вспоминать о Степаныче, как обычно в такие минуты, мне не хотелось. Я смотрела на насмешливое лицо луны в ветвях гуявы, пыталась накрыть ладонью ее серое пятно на своем колене и думала: скорее бы домой. Не в Италию, не в белый дом на побережье, весь звенящий от криков детей, – а в Крутичи, в темно-зеленую лесную глушь, в заросшую папоротниками чащу, к лесному озеру, которое сторожит потемневший от древности Перун. Если бы можно было прийти туда ранним-ранним утром и прижаться к нему ладонями, прильнуть всем телом, увидеть, почувствовать знакомый зеленый свет, разрастающийся из точки в сияющий шар… А потом – кинуться в холодную, непрогревшуюся воду, уйти в сумрачную глубину, вынырнуть в зарослях желтых кубышек, сесть на склонившийся над водой склизкий ствол дерева, отжать волосы… И забыть обо всем.
Короткое прикосновение заставило меня вздрогнуть. Я подняла голову и увидела стоящую передо мной Лу. Луна освещала ее лицо, показавшееся мне непривычно серьезным. В руках она держала две сумочки: свою, расшитую разноцветным бисером, и черную, кожаную, – мою.
– Лу, что ты? – изумленно спросила я. – Ты куда на ночь глядя?
– Идем, – коротко, без улыбки сказала она.
Я оглянулась на дом. Там гудели мужские голоса, что-то рассказывал, давясь от смеха, Яшка Жамкин, его перебивал поддразнивающий бас Боцмана.
– Куда идти? Они сейчас выпить захотят, кто подавать будет?
– Ненадолго. Идем.
– А Жиган пришел?
– Идем! – нетерпеливо крикнула Лулу, дергая меня за руку и увлекая за собой к приоткрытой калитке. Недоумевая, я последовала за ней. Мобильный телефон остался в моей руке.
Когда мы дошли до конца улицы, луна спряталась за крышу церкви, и стало темным-темно. Я уже несколько раз порывалась спросить Лу, в чем все-таки дело, но она лишь мотала головой и все быстрее тащила меня сквозь темноту прочь от дома. Мы миновали несколько кварталов, вышли на площадь Пелоуриньо, где во времена плантаторства стоял позорный столб, а позже – паслись табуны проституток. Сейчас площадь была пуста: я увидела это при свете вновь выглянувшей луны. Остановившись, я решительно выдернула ладонь из цепких, вспотевших пальцев.
