Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны
– Он сбежал, – сообщил Дэвид Норе. Она по-прежнему была на кухне – стояла, скрестив на груди руки, и ждала, когда закипит чайник.
– Сбежал?
– Через окно. Видимо, по дереву.
Она уткнулась лицом в ладони.
– Ты знаешь, куда он мог пойти? – спросил Дэвид.
Нора помотала головой. Чайник засвистел, комната наполнилась упорным, пронзительным завыванием.
– Куда-нибудь с Дюком?
Дэвид выключил газ под чайником.
– Я уверен, что с ним все в порядке, – сказал он.
Нора кивнула, затем покачала головой.
– Нет, – шепнула она. – В том-то и дело. Я вообще не понимаю, что с ним.
Она сняла телефонную трубку. Мать Дюка назвала ей адрес дома, где ребята хотели собраться после концерта, и Нора потянулась за ключами.
– Лучше поеду я, – сказал Дэвид. – Вряд ли он сейчас захочет говорить с тобой.
– А с тобой, можно подумать, захочет, – парировала она.
Но он видел: она поняла, еще не договорив. В тот момент обнажилась вся правда. Между ними разом встали ее долгие отлучки из коттеджа под выдуманными предлогами и одежда, брошенная на пляже. И его собственная ложь. Нора кивнула один раз, очень медленно, и он испугался того, что она может сказать или сделать: это грозило навсегда изменить мир. Дэвиду как никогда раньше хотелось остановить мгновение, не дать судьбе продвинуться вперед.
– Я сам виноват, – проговорил он. – Во всем.
Он взял ключи и вышел в теплую весеннюю ночь. Полная луна, красивая, круглая, цвета жирной сметаны, низко висела над горизонтом. Дэвид все поглядывал на нее, пока ехал по безмолвным улицам своего солидного, респектабельного района. Ребенком он не мог и представить, что будет жить в таком месте. Вот чего не знает Пол: что мир непредсказуем и временами жесток. Дэвиду пришлось долго бороться за то, что его сын принимает как должное.
Он увидел Пола за квартал до места, где праздновали успех его друзья. Мальчик брел по переулку, сгорбившись, засунув руки в карманы. Вдоль дороги вереницей стояли машины, припарковаться было негде. Дэвид затормозил, посигналил. Пол вскинул голову, и на мгновение Дэвид испугался, что он сейчас убежит.
– Садись, – велел Дэвид, и сын покорно открыл дверцу и молча сел.
Машина тронулась с места. Луна заливала все вокруг матовым светом. Дэвид кожей ощущал присутствие Пола, слышал его тихое дыхание, видел руки, неподвижно лежащие на коленях, чувствовал, как он смотрит в окно на проплывающие мимо газоны.
– Ты прекрасно играл. Если честно, я потрясен.
– Спасибо.
Еще два квартала в молчании.
– Мама говорит, ты хочешь поступать в Джуллиард.
– Не исключено.
– Музыка – это твое, – сказал Дэвид. – Как и многое другое. Перед тобой масса возможностей. Тысяча дорог. Ты можешь стать кем угодно.
– Я люблю музыку, – ответил Пол. – Я ею живу. Но видимо, тебе этого не понять.
– Почему, я понимаю, – возразил Дэвид. – Но одно дело жить, а другое – зарабатывать на жизнь.
– Угу.
– Не согласен? Это потому, что ты никогда ни в чем не нуждался и не осознаешь, что такая жизнь – подарок судьбы.
Они почти подъехали к дому, но Дэвид свернул в противоположную сторону. Ему хотелось еще побыть с Полом в машине, при лунном свете, в котором их разговор, пусть натянутый и неловкий, все-таки был возможен.
– Вот вы с мамой, – вдруг выпалил Пол так, будто очень долго сдерживал эти слова, – что с вами такое? Вам, похоже, ни до чего нет дела. Вы ничему не радуетесь. Прожили день – и ладно, и хоть трава ни расти. Тебе даже наплевать на этого Говарда.
Знает.
– Совсем не наплевать, – пробормотал Дэвид. – Но… все очень сложно, Пол. Я не хочу с тобой это обсуждать, ни сейчас, ни потом. Есть многое, чего ты не знаешь.
Пол не ответил. Дэвид остановился на светофоре. Других машин не было. Они сидели молча и ждали, когда зажжется зеленый свет.
– Давай поговорим о тебе, – произнес наконец Дэвид. – Обо мне и маме не беспокойся. Мы как-нибудь сами разберемся. А твоя задача – найти свое место в жизни. Реализовать свои таланты. Не только ради себя. Надо ведь что-то возвращать. Вот почему я работаю в клинике.
– Я люблю музыку, – тихо сказал Пол. – Когда я играю, я как раз возвращаю. Такое у меня чувство.
– Так и есть. Возвращаешь. Но, Пол, представь: вдруг ты, например, откроешь новый элемент? Или найдешь лекарство от смертельного заболевания?
– Это твои мечты, – отозвался Пол. – Не мои.
Дэвид умолк, осознав, что это и правда его мечты. Это он в свое время хотел изменить, исправить, переделать мир – и вот плывет в лунном море со своим почти уже взрослым сыном, не способный наладить собственную жизнь.
– Разумеется, – кивнул он. – Я об этом мечтал.
– А вдруг я – новый Сеговия? – спросил Пол. – Вдумайся, пап. Что, если во мне это есть, а я даже не попытаюсь ничего сделать?
Дэвид не ответил. Они опять доехали до своей улицы, и на сей раз он повернул к дому. Машина слегка подпрыгнула на стыке шоссе и подъездной дорожки. Дэвид остановился у гаража и выключил двигатель. Несколько секунд они молчали.
– Не думай, что мне наплевать, – сказал Дэвид. – Пойдем. Я тебе кое-что покажу.
Они с Полом сквозь лунный свет подошли к гаражу и по внешней лестнице поднялись в фотолабораторию. Пока Дэвид разливал по ванночкам химикаты и вставлял негатив в увеличитель, Пол, скрестив руки, – само нетерпение – ждал у закрытой двери. Вскоре Дэвид позвал его.
– Погляди. Что это, по-твоему, такое? – спросил он.
После минутного колебания сын подошел к нему, взглянул.
– Дерево? – предположил он. – Вроде похоже.
– Отлично. А теперь посмотри сюда. Снято на операции. Я стоял на балконе операционного театра с телескопической линзой. Догадываешься, что это может быть?
– Не знаю… сердце?
– Верно, сердце. Разве не удивительно? Я делаю серию работ о восприятии, снимаю разные части тела так, чтобы их нельзя было узнать. Иногда мне кажется, что в каждом человеке заключена вселенная. Это загадка. Восприятие – тоже загадка, и меня она очень волнует. Так что я хорошо понимаю твое отношение к музыке.
Дэвид включил свет в увеличителе, затем положил фотобумагу в проявитель. Он остро ощущал присутствие сына, который молча стоял рядом с ним в темноте.
– Фотография – вообще сплошная тайна, – продолжал Дэвид через несколько минут, доставая снимок щипцами, ополаскивая и перекладывая его в закрепитель. – Впрочем, тайны есть у каждого из нас, и мы о них никогда никому не рассказываем.
– Музыка совсем не такая, – отозвался Пол, и Дэвид уловил неприятие в голосе сына. Но в слабом красном освещении было невозможно понять, что выражает лицо Пола. – Музыка – это пульс мира. Она всегда и везде. Временами ты можешь ее коснуться. А когда это удается, ты понимаешь, что все в мире взаимосвязано.
