Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая
Я дрожу. В голове какое-то дежавю, словно мне восемнадцать и я сижу на столешнице в темной кухне его квартиры.
Электрические разряды шарашат по телу. Дышать становится труднее. Совершенно невыносимо.
Ваня выпускает мою руку и смотрит в глаза. Пристально. Проникновенно.
Я чувствую, как меня ведет, как с каждой пройденной секундой сдаю позиции. Если он поцелует, я умру. А если нет…
Подумать об этом не успеваю. Потому что Ванькины губы накрывают мои. Колоссальный напор и вырывающиеся на поверхность эмоции. Слишком остро. Слишком близко. Слишком откровенно.
Взмах ресниц и его взгляд. Такой завораживающий, утягивающий в пучину уже давно прошедших грез.
Нет, вру. Нагло и грязно. Самой себе.
Каждое его прикосновение – удар тока. Реальность, что кружит голову.
– Я… – шепчу, чуть отстранившись. – Я… не надо.
Накрываю его губы пальцами. Часто дышу. Сложно. Все слишком сложно.
Ваня бросает уже поплывший взгляд на мое декольте. Замечаю, как сжимает кулак, а после тоже отстраняется.
– Ты права, – медленно кивает, словно пробует эти слова на вкус.
Насколько он с ними согласен?
– Прости, – шепчу.
Чувствую себя такой жалкой и очень маленькой девочкой, потерявшейся в таком огромном мире.
Почему там, под взглядами десятков людей, я ощущала себя смелее и свободнее, но стоило нам остаться наедине, и вся моя бравада растеклась лужицей, растаяла, как снег на солнце.
Ваня заводит машину. Автомобиль медленно трогается с места, а все, чего мне хочется, закрыть лицо руками. Спрятаться от переполняющих эмоций. Они плещутся во мне и никак не могут найти выхода.
Он привозит меня домой. Адрес не спрашивает. Видимо, помнит с прошлого раза.
Когда машина останавливается, я продолжаю сидеть не шевелясь. Только смотрю в лобовое стекло.
Токман шумно выдыхает и приоткрывает окно. Прохладный воздух наполняет легкие, и становится в разы легче. До боли впиваюсь ногтями в собственную ладонь, бросая на Ваньку пытливый взгляд.
Я чего-то от него жду. Я вечно что-то от него ждала.
– Через два дня я улетаю в командировку, – смотрит перед собой, – вернусь уже ближе к весне. Дело сложное. Разгребать придется много.
Зачем он мне это говорит?
– Когда вернусь, если у тебя будет желание, мы встретимся. Поговорим о… поговорим. Спешить сейчас самая неподходящая идея.
– Ладно, – часто киваю. – Хорошо.
– На чай пригласишь?
Не смотрю на него, но чувствую, что улыбается.
– Обойдешься, – пожимаю плечами, – попьем, когда вернешься.
Ванька мягко смеется и так неожиданно притягивает к себе, обхватив ладонью шею.
– С горочки прокатимся? – бросает взгляд на крутой спуск к реке.
В памяти сразу всплывает моя больная идея скатиться с горы той холодной зимой, когда все началось.
– Обязательно, – киваю и наглейшим образом стаскиваю с него галстук. Пальцы сами расстегивают верхние пуговицы рубашки. Одну за одной.
Прикусываю нижнюю губу, а когда поднимаю взгляд, вздрагиваю. Глаза. Он смотрит на меня с какой-то ошалелой дикостью. Я чувствую зарождающийся ураган и чертовски рискую. Практически переступаю грань.
Ванька втягивает воздух у моего виска. Касается волос. Сама тянусь к нему. Обнимаю.
Все это время мне до безумия и ломоты в пальцах хотелось к нему прижаться. Так, как раньше. Просто почувствовать, что он рядом. Перенять это непоколебимое спокойствие. Почувствовать себя живой.
– Прости меня, – он говорит тихо. Гладит мои волосы, и все, что я могу, это громко всхлипнуть. Ощутить на щеках горячие слезы, уткнуться носом ему в шею. Трогать. Хаотично касаться плеч, лица. Прижиматься как можно крепче. Утопать в этой близости и рубцевать собственные раны.
Так сложно и так просто…
67
– Значит, помирились?
– Заключили пакт о ненападении, – отбрасываю телефон на стол и перевожу взгляд на Агату.
Так странно, но получается, что, кроме нее, мне и поговорить толком не с кем. Подруг нет. Соньки нет… А все эти кружащие вокруг люди лишь массовка. Лживая. Та, что может предать в любой момент.
– На Новый год что делать собираешься?
– Приеду в гости. Приготовим оливье, посмотрим «Иронию судьбы» и ляжем спать.
– Какие разительные перемены. В том году ты…
– Я не хочу никуда улетать и тусить ни с кем не хочу, – обрываю ее воспоминания.
– Ладно. «Ирония судьбы» так «Ирония судьбы».
Поправляю ворот водолазки и замечаю входящий вызов. Специально телефон на беззвучный ставила. Но Спартак мне редко звонит. Скорее всего, случилось что-то апокалиптическое.
– Привет.
– Тата, приезжай. Ты срочно нужна в офисе. Потому что Кайсаров обнаглел вкрай.
– Что случилось, Спартак?
– Он твоего брата послал. Матом.
– Что? – прыскаю от смеха.
Кайсаров – это артист с лейбла. Невероятно талантливый мальчик. Первая волна популярности накрыла его в семнадцать. Сейчас ему девятнадцать, и ничего не изменилось. Я, конечно, понимаю, что он словил звездочку. Избыток денег, поклонниц и вседозволенность… Но вот Серёга не поймет.
К тому же Юра – самый раскрученный артист на лейбле. На нем многое держится. Он помогает некоторым ребятам с битами, да и вообще…
Короче, вывод один – нужно ехать и разбираться, что там за скандал.
– Мне нужно на работу, – целую Агату в щеку и вытаскиваю из сумки ключи от машины.
На улице мороз. Буквально за два дня Москву занесло снегом. Подарок к Новому году, до которого осталось всего два дня.
С той ночи в машине мы с Ваней почти не созванивались. Так, иногда. Глубокой ночью в порыве какого-то безумия и дикой тоски.
Стоило услышать только пару слов, и отпускало. Становилось разительно легче.
Паркуюсь на подземной офисной парковке и шагаю к лифтам.
На этаже практически сразу напарываюсь на Спартака. У него красное лицо. Все эмоции написаны на лбу. Кажется, Серёга дал жару всем.
В кабинет брата захожу без предупреждения. Серый как раз прикладывается к виски.
– Пить вредно, – хлопаю дверью.
– Явилась выступать в качестве матери Терезы?
– Я приехала прояснить ситуацию, – бросаю взгляд на столик с еще одной початой бутылкой. – Ты меня беспокоишь куда больше. Что случилось? И что за конфликт с Юрой?
– Если ты его не вышвырнешь, это сделаю я. Поняла?
– Что произошло? Ты себя в зеркало видел?
– Рога уже заметны? – снова ухмыляется.
От его вопроса все сразу становится на свои места. Не зря мне
