Боюсь тебя любить - Мария Николаевна Высоцкая
– Понял? Если ты снова обидишь и она будет из-за тебя страдать…
– Занимательно… только ты, Серый, с воспитательными беседами опоздал. Лет так на десять.
Ванька говорит спокойно. Настолько, что у меня складывается впечатление, словно он беседует с ребенком, а не с моим тридцатилетним братом.
– К тому же два дня назад тебя наше общение не смущало.
– Я думал, нет, я был уверен, что у тебя перегорело. Ты с бабой приехал. Татку игнорил. Меня все устраивало. А то, что я вижу сейчас…
– Что ты видишь?
Ваня стоит на своем. Ничем его не проймешь. А вот Серёга начинает закипать. Спинным мозгом его психи чувствую.
– Я предупредил. Только попробуй ее снова обидеть. Раздавлю. Без обид.
– Всегда без обид.
Дальше наступает тишина. Я слышу удаляющиеся шаги и заворачиваю за угол. Вылезаю из своего убежища, нос к носу сталкиваясь с Токманом.
– А вот и ты, – делает шаг в мою сторону, – подслушивать нехорошо.
65
Иван
– Я не подслушивала, вы просто слишком громко разговаривали.
Татка говорит тихо, с легкой улыбкой на губах. Такая привычная для нее манера. Очаровательная мягкость в голосе.
– Не слушай его… он просто…
– Прокатимся? – кидаю быстрый взгляд на свою припаркованную где-то вдали машину, полностью игнорируя ее беспокойство.
Чего-чего, но Серёгины истерики – последнее, о чем я сейчас могу думать.
Азарина тем временем напрягается. Чувствую, как спадает ее эмоциональный подъем. Немного сводит брови. Она что-то для себя решает. В какой-то момент мне кажется, что я утащу ее отсюда даже вопреки сопротивлениям.
– Ладно, мне только нужно забрать пальто.
Легкое дуновение ветра подхватывает пряди волос, что выбились из прически и, видимо, щекочут кожу. Татка растирает шею, а ее плечи покрываются крупными мурашками.
Мы стоим близко. Уличное освещение позволяет разглядеть все до мельчайших деталей.
– Потом, – снимаю пиджак, аккуратно огибая ее хрупкую фигуру руками. Стягиваю полы где-то в области груди и вскользь касаюсь пальцами выступающей ключицы.
– Может, лучше такси?
– Я не пил.
Подталкиваю ее вглубь огромной территории Серёгиного особняка, направляя к машине.
В салоне повисает молчание. Все улыбки и проницательные взгляды исчезают.
Это нельзя назвать неловкостью, скорее общее недоумение в стиле: что со всем этим делать дальше? А ведь до последнего не хотел к ней лезть… если бы сегодня сама не подошла, вряд ли…
Хотя нет. Вру. Себе и ей. Беспощадно лгу.
– Так зачем ты вернулся?
Азарина смотрит перед собой, а когда задает вопрос, то голос звучит невероятно звеняще.
– Я уже отвечал, по работе.
– И надолго?
Ее глаза не блестят интересом, скорее каким-то холодом. Обидой. Именно ей.
И это логично. Я сделал все для того, чтобы она так на меня смотрела.
– Не знаю.
– Не верю, Ваня.
– Это не всегда зависит от меня.
– Не думаю, что ты не захочешь оставить за собой последнего слова. Если ты исчезнешь, это будет сугубо твоя инициатива.
Азарина раздраженно сбрасывает пиджак с плеч и откидывается затылком на подголовник. Согнув ногу в колене, упирается каблуком в торпеду. Длинное платье соскальзывает с бронзовой кожи, оголяя бедро в разрезе.
Ловлю это изменение, чуть крепче сжимая руль, а после медленно возвращаю взгляд к дороге.
– Моя, – киваю. – Тогда это была моя инициатива.
Она злится, потому что хочет слышать другое. Но ничего нового или оправдывающего себя я не скажу.
– Тогда какого черта ты сейчас делаешь? Зачем, Ваня?
– Не получается сказать себе «нет».
– Вот и у меня, – шумно выдыхает, – не получается…
– Видишь, как удобно? – чуть улыбаюсь. Хочется уже разрядить эту атмосферу скорби по прошлому.
Татка качает головой, прислоняя ладонь ко лбу. Замечаю ее улыбку и сворачиваю на обочину дороги.
– Зачем мы остановились?
– Ты хотела поговорить.
– Не хотела. Тебе показалось.
– И именно поэтому так реагируешь.
– Как? –затаив дыхание, подается чуть ближе.
Запах ее духов переполняет легкие. Что-то сладкое, едва уловимое, но слишком сильно въевшееся под кожу.
– Как при нашей встрече в ресторане, – отпускаю руль, разворачиваясь к ней корпусом, – как в моем кабинете, – чуть ослабляю галстук, – и как сегодня. Сейчас.
У нее дрожат веки.
Мой взгляд падает на оголенное плечо. Шею. Хочется припасть к ней губами. Такое необузданное желание, а перед глазами искры.
Она снова плачет. Я вижу, как блестят ее глаза, как поджимаются губы.
Эмоциональный всплеск из громких фраз остается позади.
По спине ползет мертвецкий холод. Раздражаюсь и тянусь к таблеткам. Последнее время их почти не жрал, но весь этот нервяк на работе, плотно прикрытый маской спокойствия, не мог не дать о себе знать. Плюс мысли. Постоянные, преследующие мысли о ней.
Сжимаю пальцы в кулаки. Простреливающая боль. Глухой выстрел и расползающееся напряжение. Остро. На грани взрыва. Словно тебе на живую выдирают позвоночник.
Закидываю в рот пару капсул и прикрываю веки.
Когда открываю глаза, вижу перед собой Таткино лицо.
– Все в порядке? – ее ладонь тянется к моему лицу.
Чувствую теплое прикосновение тонких пальцев к коже на щеке и по инерции крепко сжимаю ее запястье. Убрать или позволить продолжить?
66
Тата
У него ошалелый взгляд. Хотя у меня самой такой же. Это прикосновение было подобно взрыву. Выбило из-под ног последнюю почву. Слезы высыхают.
Насколько это опасно? Смогу ли я потом собрать себя заново? Ответа нет. В голове лишь желание. Что-то непрерывно давящее на мозги.
Он обжигает. Сдавливает мое запястье. Парализует.
Почему-то разговоры кажутся лишними. Ванька внимательно смотрит на линию моих губ, одновременно с этим опуская наши руки.
Поцелует? Этот вопрос не дает мне покоя. Выворачивает наизнанку и заставляет забыть о последствиях. Стирает гадкое прошлое. Внутри селится какая-то убогая вера в настоящее. В здесь и сейчас.
Мне просто жизненно необходимо это банальное и затертое до дыр «здесь и сейчас». Я хочу раствориться в моменте. Забыть о прошлом. Обо всем забыть. Потому что с ним иначе. С ним не так, как с другими. И сколько бы ни прошло времени, я все равно чувствую эти сжимающие сердце тиски.
Ваня чуть резче, чем я ожидала, тянет меня на себя. Касается пальцами плеча. Мне кажется, он хотел сделать это весь вечер. Так смотрел.
Зарывается пальцами в
